Урал-батыр
Башкирский народный эпос
[1]
Давно, давно, давным-давно
Было, говорят, место одно,
Где не жила ни одна душа,
Где не ступала ни одна нога.
И жили в том месте, говорят,
Только двое, так говорят, —
Янбирде — старик, давший жизнь,
Со старухой по имени Янбикэ.
Где край родной — они не знали,
Где отец и мать — позабыли.
Так и жили первыми на той земле —
Янбирде и Янбикэ.
А вскоре родились у них, говорят,
Два сына, так говорят, —
Шульген — имя старшему сыну,
Урал — имя младшему сыну...
Были у них лев, кречет и щука. На льве они ездили, кречет им птицу в небе сбивал, а щука рыбу ловила. И часто думал Урал — что такое Смерть, что это за сила? И спросил однажды у отца: Было, говорят, место одно,
Где не жила ни одна душа,
Где не ступала ни одна нога.
И жили в том месте, говорят,
Только двое, так говорят, —
Янбирде — старик, давший жизнь,
Со старухой по имени Янбикэ.
Где край родной — они не знали,
Где отец и мать — позабыли.
Так и жили первыми на той земле —
Янбирде и Янбикэ.
А вскоре родились у них, говорят,
Два сына, так говорят, —
Шульген — имя старшему сыну,
Урал — имя младшему сыну...
Урал
Отец, если Смерть упорно искать, Найти ее можно ли?
А если настигнешь — к горлу ее
Нож приставить можно ли?
Янбирде
Сын мой, то, что смертью зовут, — Нельзя увидеть глазами,
Услышать нельзя ушами.
Только знаю — против нее
Есть, говорят, средство одно:
Далеко, на земле падишаха-дива,
Течет родник — единственный в мире,
Человек, испивший из него воду,
Смерти становится не подвластен.
Урал
Вот бьешь ты сына своего. Не значит ли, что ты решил
На детях миру показать —
Как Смерть приходит... От кого?
От сильных к слабым... А потом,
Когда сила от тебя уйдет,
Подумай, не придется ли тебе
Встретить Смерть в своем жилье?
Лебедушка
Я в небе летала, Мир узнавала,
Я птица небесная, а не земная.
Есть род у меня, есть страна,
От отца Самрау я рождена.
Когда на земле было голо и пусто,
Отец мой искал себе пару,
По на земле никого по нашел,
Из другого племени выбрать подругу,
Равную себе, тоже не смог.
И тогда полетел он высоко в небо,
Желая возлюбленную найти,
Луну и Солнце повстречал в пути,
Стал к ним присматриваться
И ласковым словом сразу обоих приворожил
И вскоре в жены себе взял,
Всем птицам главою стал
И зажил счастливо падишахом,
Не ведая горя, болезней и страха.
Две дочери у него родились,
Ничем они никогда не болели,
И отец до сих пор живет падишахом.
Отпустите меня, я к нему вернусь,
В пищу я вам все равно не гожусь,
Не режьте меня — я не съедобна.
Взяв воду из родника живого,
Тело мое мать омыла,
Потом в солнечных лучах искупала.
Имя матери моей — Койш,
Я же самого падишаха Самрау
Старшая дочь по имени Хумай.
Урал
Много я бурных рек переплыл, Много хребтов перевалил,
Я людям зла не несу с собой,
Хочу я со Смертью вступить в бой.
И Смерть, которая прячется здесь,
Должен я непременно поймать
И с этой земли навсегда прогнать.
Если этого не сделаю я,
Что будет стоить вся жизнь моя?
Зачем мне ходить с именем Урал?
Такие слова, говорят, он сказал,
Сел на льва и поехал в страну падишаха Катилы.
Несколько дней прошло, говорят,
Урал подъехал к такому месту,
Где люди голые, словно только что рожденные,
Стоят, согнанные в большие толпы.
Смело к ним подошел Урал,
Горько плачущих утешал,
О своем намерении рассказал.
И один старик тогда сказал:
«Егет, по твоей одежде,
По тому, что ты на льве приехал,
Вижу, что ты человек нездешний.
Вон там — приближенные падишаха,
И среди них туре,
Взгляни — на стяге черные вороны изображены —
Они отсюда хорошо видны.
Каждый год в день рожденья Катилы,
В честь колодца, где воду брали
И в этой воде его искупали, —
Приносят богу кровавую жертву.
Видел ли ты воронов черных?
Вон они, видишь, на гору сели,
Жертву кровавую ожидая,
Ждут, когда девушек бросят в колодец,
Потом, когда девушки мертвыми станут,
Их вынут, и воронов черная стая,
Грозно крича и крылами махая,
Начнет мертвым мясом насыщаться...
А там вон, видишь, стоят егеты,
Собранные из разных родов егеты,
Стоят со связанными руками.
Из них дочь падишаха Катилы
Выберет себе одного егета,
Других во дворец возьмут, остальных же
Принесут тенгри в жертву».
Старик замолчал.
Ряды колыхнулись —
Это дочь падишаха явилась,
На трон золотой молча села,
Взмахнув рукой, нести приказала.
Четыре раба несли ношу,
А по бокам слуги шагали —
Важные да спесивые,
Отчужденные, горделивые.
Видом своим страх нагоняя,
Взором своим спесь выражая.
Обошла всех егетов дочь падишаха,
Ни один по душе ей не пришелся,
Повернулась, увидела Урала,
Подошла, в глаза ему заглянула,
С улыбкою яблоко протянула.
Взмахнув рукой, села на трон
И приказала нести во дворец...
А к Уралу со всех сторон
Бросились слуги. «Егет-молодец!
Дочь падишаха тебя полюбила,
Теперь ты станешь зятем Катилы!
Мы тебя отведем во дворец!»
И слышит народ — Урал отвечает:
«Ваших порядков я не знаю,
Во дворец идти не собираюсь,
К здешним обычаям хочу присмотреться.
А время придет — по любви, по сердцу,
Себе девушку я найду
И сам к ней подойду».
Слуги, обиженные таким ответом,
Отошли от Урала-егета
И девушке, которая во дворце ожидала,
Пошли рассказать об отказе Урала.
И вот на майдане затих гул,
Глашатай крикнул: «Падишах идет!»
Настороженно притих народ.
Рабы осторожно носилки несут,
На носилках — трон, а на нем падишах,
Четыре батыра сзади идут,
Не отставая ни на шаг.
Огромный, как обвешанный кладью верблюд,
Сопящий, как ожиревший медведь,
С налитыми кровью глазами,
Со вздутыми веками и бровями,
Со сросшимся, как у кабана, затылком,
С ногами, толстыми, как у слона,
С животом, раздувшимся, как хаба,
Кумысом наполненный до краев,
Явился Катила — злой падишах,
Видом своим нагоняя страх.
К толпе девушек он подошел,
Глазами красавицу отыскал,
Зубы велел слуге осмотреть,
Потом отбросил в сторону плеть,
Руку, закрывавшую румяное лицо,
Откинул резко, потрогал грудь,
Ладонями талию молча ощупал.
«Для дворца подойдет, — сказал Катила, —
Эй, слуги, других девушек осмотрите
И сколько надо — себе возьмите. —
Так падишах сказал, говорят,
К трону опять зашагал, говорят. —
А всех остальных в жертву отдайте
В честь колодца, где воду брали
И в этой воде меня искупали».
Тут дочь Катилы из дворца вернулась,
Подошла к Уралу и, в глаза ему глянув,
Со словами упрека обратилась:
«За что ты меня опозорил, егет?
Очернил лицо мое, гордый егет?
Я тебя среди сотни рабов отыскала,
Яблоко подарила, равным признала,
А ты отказался идти во дворец...»
Слова ее услышал отец,
Спросил: «Егет, из какого ты рода,
Что посмел опозорить нас перед народом?»
Урал
Человека, который людей убивает И при том падишахом себя называет,
Сколько ни странствовал я по дорогам,
Мне повстречать не приходилось.
Не только знать, но и думать об этом,
Разве я мог, скитаясь по свету?
Смерти я с детства привык не бояться
И с нею всегда я готов сражаться,
Не отдам ей не только человека,
Но даже самую малую птицу!
Зачем тебе предо мной гордиться?
Тебя я еще совсем не знаю —
Поживу, на дела твои погляжу,
Тогда все, что думаю, — прямо скажу.
Народ, приближенные и батыры
Смотрели с завистью на Урала:
Так смело говорит с самим Катилой,
А может, и зятем ему станет!
Дочери своей закричал Катила:
«Зачем ты себе глупца избрала?
Он же тебя совсем недостоин.
Не томись, моя дочь, напрасно, —
Он человек для нас опасный.
Вернись во дворец», — так он приказал
А слугам людей убивать приказал,
Урала велел в кандалы заковать.
Народ начал плакать, громко стенать,
Падишаха кровавого проклинать.
И тут увидел народ, говорят,
Как Урал рванулся вперед, говорят.
Урал
Я отправился в долгий путь, Чтоб Смерть невидимую уничтожить,
Спасти людей от людоеда-дива.
Чтоб счастье людей приумножить,
Хотел из родника взять живую воду
И воскресить мертвых...
Вот для чего я рожден батыром.
Услышав такие речи Урала,
Катила, от гнева багровым ставший,
Крикнул своим четырем батырам:
«Пусть он землю запомнит нашу!
Хочет Смерть повидать? Ну что же, —
Надо нам его волю уважить, —
Покажите Смерть чужому батыру».
Этот грозный фарман выполняя,
Вышли вперед четыре батыра.
«Будешь биться или бороться?» —
Нагло смеясь, они спросили.
Сказал Урал, взглянув на Катилу:
«А вы подумали, хватит ли силы?
Смотрите — как бы вам не погибнуть...
Может, сильнее себя зверя
Вы на меня бы напустили?!»
Батыров эти слова рассмешили,
И, хохоча, они так говорили,
Над противником издеваясь:
«Ай-хай, оказывается, какой ты сильный —
Нас, четверых, один не боишься!»
Катила рукою взмахнул: «Ну, ладно,
Раз пришелец жаждет крови
И жить на земле ему надоело,
Из дворца быка приведите,
А вы, батыры, пока подождите».
Люди эти слова услыхали,
«Ой, пропадет егет!» — зашептали,
Головы низко склонив, стояли,
Слезы ладонями вытирали.
Дочь падишаха к отцу подбежала
И такими словами его умоляла:
«Отец мой, прошу — не губи егета,
Добрее его во всем свете нету.
Твою волю, отец, выполняя,
Я жениха себе выбирала
И выбрала лишь одного Урала.
Прошу — не проливай зря крови...»
Катила дочь свою не послушал —
Велел быка пустить на волю.
И вот, как гора, огромная туша,
Скребя копытами голую землю,
Брызжа слюной, вдруг появилась,
Из ворот дворцовых к майдану пустилась.
Народ испуганный разбежался.
Бык страшно всхрапнул и, рога склонивши,
Кинулся яростно на Урала,
Чтобы поддеть и поднять высоко
Рогами насквозь пронзенное тело.
Урал, говорят, не растерялся,
От удара ловко увернулся,
Руками крепко рога схватил,
Начал шею быку ломать
И голову ниже к земле пригибать.
Над майданом раздался страшный рык —
Не может вырваться грозный бык,
В землю уходит ногами бык,
Не может туловище повернуть,
Не может рогами Урала боднуть,
Из пасти черпая кровь потекла,
Из челюсти выпал верхний зуб.
А Урал слово свое сдержал,
Убивать быка он не стал,
Из земли его выдернул, говорят,
На ноги поставил, так говорят.
Урал
Твои прямые рога изогнулись — И вечно будут теперь такими!
Плотные копыта твои разомкнулись —
И вечно будут теперь такими!
Не только у тебя — у всего рода!
Силу человека сейчас испытал ты,
Слабость свою сейчас узнал ты.
Рогами людей устрашить не пытайся,
Одолеть людей никогда не надейся.
Четыре батыра переглянулись,
Подошли к Уралу с гордым видом,
Один из них, кривя рот в усмешке,
Сказал егету слова такие:
«Если душа твое тело покинет,
В какую сторону его закинуть?
Если же в схватке ты уцелеешь,
В какую страну тебя забросить?»
Урал смело вышел вперед:
«Ну что же, настал и ваш черед,
Вчетвером сразу ко мне подходите,
И, если погибну, льву тело отдайте,
А если поднять вам меня удастся,
В живой родник мое тело забросьте».
Первый батыр, продолжая смеяться,
Сказал: «Коль меня одолеешь
И силой своей на спину повалишь,
Брось мое тело тогда под ноги
Моему властелину падишаху Катиле».
Разом кинулись четыре батыра,
За плечи егета они ухватились,
Но только не долго с Уралом бились.
Схватив одного левой рукою,
Кинул Урал его в ноги Катилы,
А трех других, схватив всех сразу,
Ударил о землю с такою силой,
Что горы вздрогнули и пошатнулись,
И ветры вихрем в небо взметнулись
И мотыльками затрепетавших
Приближенных Катилы, мукою ставших,
Самого Катилу, талканом ставшим,
Подхватив, развеяли в небе...
Все люди видели битву Урала —
Матери, рыдавшие от страха,
Отцы, плачущие кровью,
Дети со связанными руками —
Кинулись все к егету Уралу
И, окружив его плотной толпою,
Повели во дворец падишаха,
Куда раньше никогда не входили.
Урал объявил всем, говорят,
Справедливый фарман, так говорят:
Беглым в свои жилища вернуться,
Злодея Катилу не бояться,
Каждому роду избрать старших —
Самых доблестных и справедливых.
...Урал и Заркум, отправились в путь,
Много дорог, говорят, прошли,
Много переплыли быстрых рек
И вот увидели вдалеке
Что-то черное, говорят,
На гору похоже, говорят.
Вверху — огонь, зарницами полыхающий,
Внизу — серый дым, искрами сверкающий.
Что-то серое, туманом покрытое,
Увидел Урал и спросил: «Что ото?»
Заркум пемного помедлил с ответом
И сказал: «Это змей, дворец охраняющий,
Покой отца оберегающий».
Вскоре Урал увидел ограду
И не гору, а змея, лежащего рядом,
Девятиглавого страшного змея.
Заркум приказал сторожу-змею
Отпереть кованые ворота.
Змей зашипел и так свистнул,
Будто рухнули горы и скалы.
Раздался грохот — четыре змея
По земле ключ волочили
И этим ключом ворота открыли.
Заркум, широко распахнув ворота,
Пригласил Урала войти как гостя
И, поклонясь, сказал: «О твоем приходе
Я отца предупредить должен...»
Так сказав, он закрыл ворота,
Шаги Заркума вдали затихли.
Урал прислушался — за воротами змеи
Между собою так говорили:
«Я — одиннадцатиголовый,
Мой черед съесть егета,
Чтобы двенадцатая по счету
Отросла голова на моем теле.
И стану я визирем падишаха».
Но его перебил девятиголовый:
«Этот егет узнал нашу тайну,
Заркум, испугавшись, ему проболтался...
Его падишах есть не станет —
Он же спас любимого сына!
И вы зря тут не толпитесь,
На жертву не надейтесь —
Мне одному его есть придется —
Потому что секрет самого падишаха
Я один только и знаю...»
Расползлись змеи, в углах притихли,
Остался один лишь — девятиголовый
И, приняв девичий облик,
Неслышно прошел через ворота,
Протягивая руки к Уралу,
Завораживая взглядом.
Но коварство змея знал Урал,
Протянутые руки так крепко сжал,
Что кровь полилась...
Змей, снова став змеем,
Шипя набросился на Урала,
Стараясь хвостом с ног сбить,
Стараясь огнем лицо опалить.
За горло змея схватил Урал
И, говорят, так сказал:
«Это ты знаешь тайну
Своего коварного падишаха
И хочешь, чтоб все дрожали от страха
От одного твоего вида!»
Змей удивился: «Так ты тенгри?
Так ты, оказывается, сам тенгри?
А я-то думал, что ты человек!
Потому и подслушал наш разговор
И падишаху о нем рассказал...»
С такими словами змей в ноги упал,
Хребет свой низко к земле пригибал.
Но тут же снова голову поднял —
Он человеческий запах узнал.
«Нет, ты не тенгри, ты человек,
Ты — человек, узнавший тайну,
Ты, повстречавший Заркума случайно,
Заставил его проговориться
И хочешь теперь своего добиться».
Только хотел он дыхнуть огнем,
Урал размахнулся и так ударил,
Что девять голов с тела свалились,
На пол упав, они раскололись.
Из одной — ключи посыпались со звоном,
Из других — восемь батыров явилось.
«Когда-то мы с семьями жили,
В стране своей мужчинами были,
Всех нас страшный змей погубил,
Из тел наших головы отрастил.
И если ты рассечешь его сердце,
Ключ золотой там увидишь,
Этим ключом дворец тайн откроешь...»
Так и сделал Урал, говорят,
Ключ золотой достал, говорят,
Дворец тайн открыл, говорят,
И красавицу там увидал, говорят,
Шелком тело ее покрыто,
Шея обвешена жемчугами,
Только поблёк на лице румянец...
Открыл Урал дверь другую —
Там, возле трона, палку увидел —
Вся она хрусталем сверкает,
Вся изукрашена жемчугами.
Сказали батыры: «Возьми эту палку,
Она, егет, помощницей будет».
Тут еще одна дверь раскрылась
И белый змей из нее появился,
Окинул всех взглядом, говорят,
Дохнул ядом, так говорят.
«Кто посмел войти и взять палку,
Которой ничья рука не касалась?!»
Перед собою увидев Урала,
Он пасть раскрыл... Но егет ловкий
Его скрутил и о землю ударил.
«Я со Смертью пошел сражаться
И буду до тех пор за нею гнаться,
Пока не настигну
И не сдавлю ей горло.
И всех, на ее стороне стоящих,
Такая же участь ожидает...
С рожденья назвали меня Уралом,
И я на свет для того родился,
Чтоб сделать землю навек свободной.
А тот, кто Смерти злой помогает,
Пусть от меня пощады не знает!
Если ты — падишах, ты должен
Дать сейчас же приказ справедливый:
Пусть сползутся все твои змеи,
Головы низко к земле склоняя.
И пусть мой меч над ними сверкает,
Змеиные головы отрубает,
Людей из неволи освобождая».
Кахкахи, говорят, подчинился:
«Раз я палку не удержал
И ее хозяином ты стал,
Значит, ты меня сильнее,
Тебе противиться я не смею... »
И приказ отдал своим змеям.
Змеиные головы Урал отсекал,
Из них невольников освобождал,
Узников из темниц выпускал,
Во дворце все двери велел раскрыть,
А Кахкахи сказал: «Заркума найди
И ко мне живым приведи...»
Толпою народ на свободу вышел,
И с ними девушка тоже вышла,
И все Урала окружили
И такие слова ему сказали:
«Помощь, которую бог всемогущий,
Даже бог не мог оказать нам,
Ты, егет, принес народу.
И мы теперь решить не можем —
Какую дать тебе награду,
Какими словами тебя возвеличить?»
«Никакого величия мне не надо.
Ваша свобода — вот мне награда.
Батыром станет лишь тот мужчина,
Который любит народ всем сердцем.
Давайте на праздник все соберемся
И выберем лучшего из лучших,
Чтоб стал он отныне вождем вашим...»
И люди Алгыра вождем назвали —
Он много лет со змеем боролся,
А дочь его с именем Гулистан
Была рабыней белого змея —
Это ее Урал встретил,
Впервые ворвавшись во дворец падишаха.
Тогда меж собой порешили люди
Отдать Гулистан Уралу в жены...
Много дорог, говорят, прошли,
Много переплыли быстрых рек
И вот увидели вдалеке
Что-то черное, говорят,
На гору похоже, говорят.
Вверху — огонь, зарницами полыхающий,
Внизу — серый дым, искрами сверкающий.
Что-то серое, туманом покрытое,
Увидел Урал и спросил: «Что ото?»
Заркум пемного помедлил с ответом
И сказал: «Это змей, дворец охраняющий,
Покой отца оберегающий».
Вскоре Урал увидел ограду
И не гору, а змея, лежащего рядом,
Девятиглавого страшного змея.
Заркум приказал сторожу-змею
Отпереть кованые ворота.
Змей зашипел и так свистнул,
Будто рухнули горы и скалы.
Раздался грохот — четыре змея
По земле ключ волочили
И этим ключом ворота открыли.
Заркум, широко распахнув ворота,
Пригласил Урала войти как гостя
И, поклонясь, сказал: «О твоем приходе
Я отца предупредить должен...»
Так сказав, он закрыл ворота,
Шаги Заркума вдали затихли.
Урал прислушался — за воротами змеи
Между собою так говорили:
«Я — одиннадцатиголовый,
Мой черед съесть егета,
Чтобы двенадцатая по счету
Отросла голова на моем теле.
И стану я визирем падишаха».
Но его перебил девятиголовый:
«Этот егет узнал нашу тайну,
Заркум, испугавшись, ему проболтался...
Его падишах есть не станет —
Он же спас любимого сына!
И вы зря тут не толпитесь,
На жертву не надейтесь —
Мне одному его есть придется —
Потому что секрет самого падишаха
Я один только и знаю...»
Расползлись змеи, в углах притихли,
Остался один лишь — девятиголовый
И, приняв девичий облик,
Неслышно прошел через ворота,
Протягивая руки к Уралу,
Завораживая взглядом.
Но коварство змея знал Урал,
Протянутые руки так крепко сжал,
Что кровь полилась...
Змей, снова став змеем,
Шипя набросился на Урала,
Стараясь хвостом с ног сбить,
Стараясь огнем лицо опалить.
За горло змея схватил Урал
И, говорят, так сказал:
«Это ты знаешь тайну
Своего коварного падишаха
И хочешь, чтоб все дрожали от страха
От одного твоего вида!»
Змей удивился: «Так ты тенгри?
Так ты, оказывается, сам тенгри?
А я-то думал, что ты человек!
Потому и подслушал наш разговор
И падишаху о нем рассказал...»
С такими словами змей в ноги упал,
Хребет свой низко к земле пригибал.
Но тут же снова голову поднял —
Он человеческий запах узнал.
«Нет, ты не тенгри, ты человек,
Ты — человек, узнавший тайну,
Ты, повстречавший Заркума случайно,
Заставил его проговориться
И хочешь теперь своего добиться».
Только хотел он дыхнуть огнем,
Урал размахнулся и так ударил,
Что девять голов с тела свалились,
На пол упав, они раскололись.
Из одной — ключи посыпались со звоном,
Из других — восемь батыров явилось.
«Когда-то мы с семьями жили,
В стране своей мужчинами были,
Всех нас страшный змей погубил,
Из тел наших головы отрастил.
И если ты рассечешь его сердце,
Ключ золотой там увидишь,
Этим ключом дворец тайн откроешь...»
Так и сделал Урал, говорят,
Ключ золотой достал, говорят,
Дворец тайн открыл, говорят,
И красавицу там увидал, говорят,
Шелком тело ее покрыто,
Шея обвешена жемчугами,
Только поблёк на лице румянец...
Открыл Урал дверь другую —
Там, возле трона, палку увидел —
Вся она хрусталем сверкает,
Вся изукрашена жемчугами.
Сказали батыры: «Возьми эту палку,
Она, егет, помощницей будет».
Тут еще одна дверь раскрылась
И белый змей из нее появился,
Окинул всех взглядом, говорят,
Дохнул ядом, так говорят.
«Кто посмел войти и взять палку,
Которой ничья рука не касалась?!»
Перед собою увидев Урала,
Он пасть раскрыл... Но егет ловкий
Его скрутил и о землю ударил.
«Я со Смертью пошел сражаться
И буду до тех пор за нею гнаться,
Пока не настигну
И не сдавлю ей горло.
И всех, на ее стороне стоящих,
Такая же участь ожидает...
С рожденья назвали меня Уралом,
И я на свет для того родился,
Чтоб сделать землю навек свободной.
А тот, кто Смерти злой помогает,
Пусть от меня пощады не знает!
Если ты — падишах, ты должен
Дать сейчас же приказ справедливый:
Пусть сползутся все твои змеи,
Головы низко к земле склоняя.
И пусть мой меч над ними сверкает,
Змеиные головы отрубает,
Людей из неволи освобождая».
Кахкахи, говорят, подчинился:
«Раз я палку не удержал
И ее хозяином ты стал,
Значит, ты меня сильнее,
Тебе противиться я не смею... »
И приказ отдал своим змеям.
Змеиные головы Урал отсекал,
Из них невольников освобождал,
Узников из темниц выпускал,
Во дворце все двери велел раскрыть,
А Кахкахи сказал: «Заркума найди
И ко мне живым приведи...»
Толпою народ на свободу вышел,
И с ними девушка тоже вышла,
И все Урала окружили
И такие слова ему сказали:
«Помощь, которую бог всемогущий,
Даже бог не мог оказать нам,
Ты, егет, принес народу.
И мы теперь решить не можем —
Какую дать тебе награду,
Какими словами тебя возвеличить?»
«Никакого величия мне не надо.
Ваша свобода — вот мне награда.
Батыром станет лишь тот мужчина,
Который любит народ всем сердцем.
Давайте на праздник все соберемся
И выберем лучшего из лучших,
Чтоб стал он отныне вождем вашим...»
И люди Алгыра вождем назвали —
Он много лет со змеем боролся,
А дочь его с именем Гулистан
Была рабыней белого змея —
Это ее Урал встретил,
Впервые ворвавшись во дворец падишаха.
Тогда меж собой порешили люди
Отдать Гулистан Уралу в жены...
© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.