Глава ХVI
Добрая волшебница. — Таинственные часы
Солнце уже заходило, когда Петер увидел вдали маленький домик, который столько лет назывался «домом идиота». Около него ходили две девочки. Одна была в серой заплатанной кофте, синей юбке, полинявшем синем фартуке и старом, плотно прилегающем к голове чепчике. Гансу были хорошо знакомы все эти принадлежности костюма. Он тотчас же узнал и быстрые тоненькие ножки в огромных, похожих на лодки, башмаках. Это, без всякого сомнения, Гретель. Другая девочка была одета гораздо наряднее: в хорошенькой юбке, красной кофточке, изящном чепчике, концы которого развевались над золотыми серьгами, и в маленьких кожаных башмаках. Да, это Анни. Девочки ходили, обнявшись, взад и вперед около дома и так энергично кивали и качали головами, как будто решали важные государственные дела. — Ура! Я нашел работу! — воскликнул Ганс, быстро подходя к ним. Услышав его голос, Метта вышла из дома, и он рассказал ей о своей удаче. Мать тоже могла порадовать его. Отец чувствовал себя настолько хорошо, что сидел почти весь день, а потом лег и заснул «спокойно, как ягненочек». — Ну, теперь моя очередь, — сказала Анни, отводя Ганса в сторону. — Твои коньки проданы, и я принесла тебе деньги. — Семь гульденов! — с изумлением воскликнул Ганс, сосчитав монеты. — Да это втрое дороже того, что я заплатил за них! — Ну и что? Дороже, так дороже, — спокойно сказала Анни. — Мы должны вернуть покупателю лишние деньги, — заявил мальчик. — Нет, я не стану возвращать их, — возразила Анни. — Коньки уже проданы, и дело кончено. — Потом, заметив, что слова ее огорчают Ганса, она прошептала: — Не думай, что тут вышло какое-нибудь недоразумение или ошибка. Покупатель сам настаивал на том, чтобы заплатить семь гульденов. Ты веришь мне? — Верю, — ответил Ганс. Метта очень обрадовалась, увидев столько денег, но узнав, что Ганс получил их за коньки, которыми так дорожил, вздохнула и грустно взглянула на него. — Бедный мальчик! — воскликнула она. — Это большое лишение для тебя! — Ничего, мама. Когда разбогатеем, купим другие. — Долго придется ждать этого, сынок, — ответила Метта и, понизив голос, прибавила: — Мы могли бы разбогатеть, если бы не Ян Камп. Это он вырыл наши деньги, Ганс, вырыл много лет тому назад. Уж поверь мне! — Очень может быть, — согласился Ганс. — Ну, мама, нам лучше всего забыть об этих деньгах. Они во всяком случае пропали. Не будем больше думать о них. — Это легко сказать, Ганс. Я постараюсь, но едва ли это удастся мне, в особенности теперь, когда бедному отцу нужны и хорошая пища, и все удобства… Господи, да куда же девались девочки? Ведь они только сию минуту были здесь. — Я сейчас найду их! — Постой, постой, сынок, не двигайся! Смотри-ка, ведь это кролик. Должно быть, бедный зверек страшно проголодался, если решился выйти из своей норки в такой холод. Я сейчас принесу ему крошек. Она вошла в дом и через минуту вернулась обратно. Но ни Ганса, ни кролика уже не было: они оба исчезли. Метта подошла к задней стороне дома и увидела детей. Анни сидела на пне, а Ганс и Гретель стояли около нее. — Как красиво, настоящая картинка! — воскликнула Метта, с восхищением глядя на них. — Уж на что хороши картины, которые я видела в большом доме, в Гейдельберге, а и там не было ни одной такой хорошенькой. Я не говорю про своих детей: в них нет ничего особенного. Но ты, Анни, точь-в-точь добрая волшебница! — Неужели? — смеясь сказала Анни. — Хорошо же, пусть так оно и будет. Слышите, Ганс и Гретель? Я добрая волшебница и позволяю каждому из вас высказать какое-нибудь желание. Оно будет исполнено. Чего ты желаешь, Ганс? — Я желаю найти то, что искал здесь ночью, — серьезно ответил Ганс. Гретель расхохоталась, а Метта пожала плечами и ушла к мужу. Добрая волшебница вскочила и три раза топнула ногой. — Твое желание будет исполнено, — торжественно проговорила она и, вынув из кармана стеклянную бусинку, подала ее Гансу. — Зарой это на том месте, где я стояла, и прежде чем взойдет месяц, ты найдешь то, что искал. Гретель снова расхохоталась. — Как осмеливаешься ты смеяться над волшебницей! — воскликнула Анни, нахмурив брови. — В наказание за это твое желание не исполнится. — Да ведь я же ни о чем не просила тебя, — весело сказала Гретель. — У меня нет никакого желания. Анни отлично сыграла свою роль. Она грозно взглянула на Гретель и удалилась с видом оскорбленного достоинства. — Прощай, прощай, добрая волшебница! — закричали Ганс и Гретель. — Прощайте, смертные! — обернулась та и побежала домой. — Какая она милая и веселая! — воскликнула Гретель. — А ведь ей приходится целые дни сидеть в комнате со своей бабушкой… Что это значит, Ганс? Что такое ты хочешь делать? — Погоди и увидишь! Ганс вошел в дом и тотчас же вернулся с заступом. — Я хочу закопать свою волшебную бусинку! — сказал он. * * *
Рафф Бринкер все еще крепко спал. Метта взяла из своего небольшого запаса маленький кусочек торфа, положила его на горячую золу и пошла позвать детей. — Мама, мама, иди сюда! — крикнул Ганс, увидев ее. — Господи помилуй! — пробормотала она. — Что такое случилось? — Иди скорее! — прерывающимся от волнения голосом повторил Ганс, изо всей силы работая заступом. — Смотри! Это то самое место — на юг от пня! И как мы не подумали об этом ночью? Ведь пень остался от старой ивы, которую мы срубили прошлой весной, потому что от нее ложилась слишком большая тень на картофель. А маленькой ивы тогда и в помине не было… Ура!.. Метта не могла произнести ни слова. Она упала на колени около Ганса в ту самую минуту, когда он вытащил из земли старый глиняный горшок. Опустив в него руку, мальчик вынул один кирпич, потом другой, третий и наконец старый чулок и темный, покрытый плесенью, мешочек! Они были набиты деньгами. О, как счастливы были Метта и ее дети! Как они смеялись и плакали от радости! Как они пересчитывали свои сокровища, когда принесли их домой. Удивительно, что Рафф не проснулся от всего этого шума. И ему, должно быть, снилось что-то хорошее, потому что он улыбался во сне. У Бринкеров был на этот раз великолепный ужин. Теперь уже незачем было беречь вкусные вещи и прятать их в шкафу. — Мы завтра купим отцу всего свежего, — сказала Метта и поставила на стол холодное мясо, белый хлеб, студень и вино. — Ну-с, милости прошу! Садитесь и кушайте, детки!* * *
Ложась в постель, Анни раздумывала о том, что мог потерять Ганс. Должно быть, перочинный ножик. Как будет смешно, если он его найдет! А Ганс видел во сне, что он пробирается через чащу, где на каждой веточке висят горшки с золотом, часы, коньки и блестящие бусы.* * *
Утром в тот же день, когда отыскалась тысяча гульденов, объяснилась и история часов, которые в течение десяти лет так тщательно хранила Метта. Часто, когда приходила страшная нужда и дети голодали, она думала о том, что хорошо бы продать часы, но каждый раз удерживалась от искушения. «Нет, нет, — говорила она. — Будь что будет, а я не забуду последней просьбы мужа!» — Спрячь их и береги хорошенько, — сказал он жене и не успел прибавить ничего больше, так как к ним вбежал один из его товарищей и крикнул, что началось наводнение. Рафф тотчас же схватил свои инструменты и бросился из дому, а потом его принесли с разбитой головой, и он лишился рассудка. Когда Ганс ушел искать работу в Амстердам, а Гретель, управившись по хозяйству, отправилась собирать ветки, сучья и щепки, Метта достала часы и, сдерживая волнение, подала их мужу. — К чему было ждать, пока отец удосужится разъяснить все? — говорила она потом Гансу. — Понятно, мне хотелось поскорее узнать, откуда взялись эти часы. Рафф повертел их в руках и внимательно посмотрел на привязанную к ним и тщательно выглаженную черную ленточку. В первую минуту он как будто не узнал их. — Так, так, теперь я припоминаю эти часы! — наконец сказал он. — Это ты вычистила их так, что они блестят, как новенький гульден? — Я, — ответила Метта, кивнув головой. Рафф снова взглянул на часы. — Бедный юноша! — пробормотал он и глубоко задумался. Метта не выдержала: это было уж слишком. — Бедный юноша? — довольно резко повторила она. — Неужели же ты думаешь, Рафф, что я бросила вязанье и стою здесь только для того, чтобы слушать какие-то загадки? Расскажи мне, откуда взялись эти часы. — Ты это знаешь давно. Я тогда же объяснил тебе все, — сказал Рафф, с изумлением взглянув на нее. — Нет, ты ничего не говорил мне. — Неужели? Ну, в таком случае ни к чему и поднимать этот вопрос. Пока я лежал здесь, как живой мертвец, бедный юноша уже, наверное, успел умереть. Да мне и тогда казалось, что он не жилец на этом свете! — Послушай, Рафф Бринкер! — воскликнула Метта, вспыхнув и с трудом переводя дыхание. — Я не потерплю, чтобы ты так обращался со мной… с женой, которая всегда любила тебя и ухаживала за тобой! Это стыд… Это позор!.. — Как же обращаюсь я с тобой, Метта? — Как? — передразнила она его. — А так, как обращаются все мужья с женами, которые делили с ними и горе… — Метта! Рафф наклонился и протянул к ней руки; на глазах его были слезы. В ту же минуту Метта бросилась перед ним на колени и схватила его за руки. — Господи, что я наделала… довела моего бедного мужа до слез! — воскликнула она. — Прости меня, Рафф… я виновата… я обидела тебя! Мне показалось очень обидным ничего не узнать о часах после того, как я ждала целых десять лет. Но теперь я уже ни слова не скажу о них и не стану расспрашивать тебя. Спрячем их подальше. Из-за них мы чуть не поссорились, да еще так скоро после того, как Бог вернул мне тебя. — Ничего, ничего, Метта, — сказал Рафф, целуя ее. — Уж тебе-то непременно следует знать, как было дело. Мне только не хотелось говорить об этом, не хотелось разглашать тайну умершего человека. — Почему же ты думаешь, что этот юноша умер? — спросила Метта, взяв в руку часы и усевшись на кончик скамеечки, стоявшей под ногами мужа. — Трудно объяснить это, — ответил Рафф. — Может быть, он показался тебе больным? — Нет, не то. Но он был взволнован, страшно взволнован. — Не сделал ли он чего дурного… Какого-нибудь преступления? Рафф кивнул. — Убийство? — прошептала Метта, не решаясь взглянуть на него. — Похоже на то, жена. — Ты пугаешь меня, Рафф! Ты говоришь так странно и весь дрожишь… Я должна знать все! — Я дрожу потому, что у меня озноб, Метта. Благодарение Богу, на моей душе нет греха. — Выпей немножко вина, Рафф. Ну, теперь тебе будет получше… Так ты говоришь, что он совершил преступление? — Да, как будто убийство. Он сам сказал мне это, но я не поверил ему. Это был славный юноша, с открытым лицом и таким же прямым, честным взглядом, как у нашего мальчика. Он только выглядел не таким смелым и решительным, как Ганс. — Да, понимаю, — прошептала Метта, боясь прервать рассказ мужа. — До того дня я ни разу не встречался с ним, — продолжал Рафф. — Он казался страшно перепуганным и был бледен, как смерть. Подойдя ко мне, он схватил меня за руку и сказал: «Вы, по-видимому, честный человек»… — Ну, в этом он не ошибся! — выразительно проговорила Метта. Рафф растерянно взглянул на нее. — А? Что такое? На чем я остановился, Метта? — Ты говорил, что юноша схватил тебя за руку, — сказала она, тревожно глядя на него. — Да, так. Прошлое вспоминается мне так тяжело… Кажется каким-то сном. — Что же тут мудреного! — со вздохом сказала Метта, нежно гладя его руку. — Не будь у тебя такой умной головы — ее, наверное, хватило бы на дюжину обыкновенных людей, — ты никогда не пришел бы в себя… Так юноша схватил тебя за руку и сказал, что ты кажешься ему честным человеком… Ну, еще бы!.. Когда же это было? В полдень? — Нет, рано утром, до восхода солнца. — В тот самый день, когда ты упал с плотины? Я помню, что ты встал тогда задолго до рассвета… Так он схватил тебя за руку… — Да, и я увидел его бледное, испуганное лицо. «Мне нужно проехать несколько миль вниз по течению реки, — сказал он. — Не возьметесь ли вы отвезти меня?» «Я не лодочник», — ответил я. «Дело идет о жизни или смерти, — настаивал он. — Ради Бога, помогите мне. Видите вон ту лодку — ее не закрепили и не убрали весел. Я бы мог взять ее и уехать один, но не смогу вернуть сюда чужую лодку. Умоляю вас, исполните мою просьбу!» Я согласился и проехал с ним миль восемь, а потом он попросил меня причалить и сказал, что теперь пойдет по берегу. «Мне кажется, я могу довериться вам, — прибавил он глухим, дрожащим голосом. — Я совершил преступление… клянусь Богом, неумышленно… но человек умер! Мне придется бежать из Голландии!» — Кого же он убил, Рафф? Говорил он тебе? — Не помню, может быть, и говорил. Тогда я сказал, что мне, как честному голландцу, уважающему законы своей страны, не следовало бы помогать ему в таком деле. «Клянусь Богом, я невиновен!» — воскликнул он и взглянул на меня такими же честными, ясными глазами, как у Ганса. А потом он выпрыгнул на берег, а я изо всей силы налег на весла, спеша поскорее вернуться назад. — Наверняка это была лодка Яна Кампа, — довольно ядовито заметила Метта. — Кто же другой бросил бы так свою лодку с веслами? — Да, его. Надеюсь, он придет повидаться со мной в воскресенье, если узнает о моем выздоровлении… Так что, бишь, я говорил? — Что юноша выпрыгнул на берег, а ты уехал. Но о часах ты до сих пор не сказал ни слова. Мне кажется, совсем не честным путем они ему достались. — Какой вздор, Метта! — воскликнул Рафф. — Он был одет очень богато, и часы были, конечно, его собственные. — Зачем же он дал их тебе? — спросила Метта, тревожно глядя на огонь, куда давно следовало бы подбросить торф. — Да ведь я же говорил тебе, — сказал Рафф, с изумлением взглянув на нее. — Мне хотелось бы послушать еще раз, — пробормотала Метта. — Хорошо. Когда я причалил к берегу, он снял часы и подал их мне. «Я вынужден бежать из Голландии, — сказал он, — и решаюсь довериться вам. Отдайте эти часы моему отцу, но не сегодня, а через несколько дней. И скажите, что их посылает его несчастный сын. Скажите, что если он когда-нибудь впоследствии пожелает, чтобы я вернулся к нему, я не посмотрю ни на какую опасность и вернусь. Пусть он в таком случае пошлет письмо… пошлет письмо»… Нет, не могу припомнить, куда нужно было послать письмо… Бедный юноша! — грустно прибавил Рафф, взяв у жены часы. — Его отец так и не получил их! — Не беспокойся, Рафф, я отнесу их, как только вернется Гретель. Она уже скоро придет… А где живет отец этого молодого человека и как его фамилия? — Не знаю, Метта, ничего больше не знаю. Я как сейчас вижу лицо юноши и его большие глаза, помню, как он дал мне часы. А дальше все заволакивается каким-то туманом, и у меня в голове поднимается шум, как будто во время наводнения. — Знаю, знаю, Рафф: со мной было то же самое после лихорадки. Ты устал, пора ложиться в постель. Не понимаю, куда запропастилась Гретель! Метта отворила дверь и крикнула: «Гретель! Гретель!» — Отойди в сторону, жена, — сказал Рафф, наклоняясь вперед и стараясь заглянуть в дверь. — Как бы мне хотелось выйти хоть на минутку на свежий воздух! — Нет-нет, пока еще нельзя, — возразила Метта. — Я скажу доктору, что тебе не сидится дома, и, если он позволит, я завтра закутаю тебя потеплее и немножко пройдусь с тобой. Ну, я затворю дверь, а то ты совсем замерзнешь… Вон и Гретель бежит по каналу. У нее полон фартук сучьев и щепок. Захлопнув дверь, Метта обернулась к мужу, и на лице ее появилось выражение и радости, и испуга. — Как? Ты один, без моей помощи, дошел до постели, Рафф? Ведь ты мог упасть! Она помогла мужу лечь и накрыла его новым одеялом, а Рафф пробормотал, что завтра ни за что не ляжет в постель. — Мне и самой кажется, что так, — с улыбкой сказала Метта. — Вон каким молодцом стал ты похаживать по комнате! Когда Рафф закрыл глаза, Метта взяла свое вязанье и села около постели. — Если ты припомнишь фамилию этого человека, Рафф, — осторожно начала она, — я отнесу часы сейчас же, пока ты будешь спать. Гретель с минуты на минуту придет домой. Рафф покачал головой: он не мог припомнить фамилию. — Уж не Бумпгоффен ли это? — продолжала Метта. — У него было два сына, Герард и Ламберт, и, кажется, оба они пошли по дурной дороге. — Может быть, — сказал Рафф. — Посмотри, не вырезано ли на часах каких-нибудь букв? Это могло бы помочь нам. — Господи помилуй. Да ты стал еще умнее и догадливее прежнего, — радостно воскликнула Метта, схватив часы. — Ну, так и есть. Тут три буквы — Л, Д и Б. Это, наверное, Ламберт Бумпгоффен. Не понимаю только, к чему приплелась тут буква Д. Впрочем, это были знатные господа, а знатные люди очень часто дают своим детям по два имени. — Очень может быть, что ты права, Метта. Отнеси часы Бумпкинсам. — Я не знаю никаких Бумпкинсов, Рафф. Я тебе говорю про Бумпгоффенов. — Да, да, отнеси им. — Какой ты чудак, Рафф! Как же я отнесу им часы, когда они все уехали в Америку четыре года тому назад? Однако, тебе давно пора спать: ты утомился и побледнел. Подождем до завтра — утро вечера мудренее… А, юфрау Гретель! Наконец-то вы явились!© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.