VI
Базаров вернулся, сел за стол и начал поспешно пить чай. Оба брата молча глядели на него, а Аркадий украдкой посматривал то на отца, то на дядю. Вы далеко отсюда ходили? спросил наконец Николай Петрович. Тут у вас болотце есть, возле осиновой рощи. Я взогнал штук пять бекасов; ты можешь убить их, Аркадий. А вы не охотник? Нет. Вы собственно физикой занимаетесь? спросил, в свою очередь, Павел Петрович. Физикой, да; вообще естественными науками. Говорят, германцы в последнее время сильно успели по этой части. Да, немцы в этом наши учители, небрежно отвечал Базаров. Слово германцы, вместо немцы, Павел Петрович употребил ради иронии, которой, однако, никто не заметил. Вы столь высокого мнения о немцах? проговорил с изысканною учтивостью Павел Петрович. Он начинал чувствовать тайное раздражение. Его аристократическую натуру возмущала совершенная развязность Базарова. Этот лекарский сын не только не робел, он даже отвечал отрывисто и неохотно, и в звуке его голоса было что-то грубое, почти дерзкое. Тамошние ученые дельный народ. Так, так. Ну, а об русских ученых вы, вероятно, но имеете столь лестного понятия? Пожалуй, что так. Это очень похвальное самоотвержение, произнес Павел Петрович, выпрямляя стан и закидывая голову назад. Но как же нам Аркадий Николаич сейчас сказывал, что вы не признаете никаких авторитетов? Не верите им? Да зачем же я стану их признавать? И чему я буду верить? Мне скажут дело, я соглашаюсь, вот и все. А немцы все дело говорят? промолвил Павел Петрович, и лицо его приняло такое безучастное, отдаленное выражение, словно он весь ушел в какую-то заоблачную высь. Не все, ответил с коротким зевком Базаров, которому явно не хотелось продолжать словопрение. Павел Петрович взглянул на Аркадия, как бы желая сказать ему: «Учтив твой друг, признаться». Что касается до меня, заговорил он опять, не без некоторого усилия, я немцев, грешный человек, не жалую. О русских немцах я уже не упоминаю: известно, что это за птицы. Но и немецкие немцы мне не по нутру. Еще прежние туда-сюда; тогда у них были ну, там Шиллер, что ли, Гётте... Брат вот им особенно благоприятствует... А теперь пошли всё какие-то химики да материалисты... Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта, перебил Базаров. Вот как, промолвил Павел Петрович и, словно засыпая, чуть-чуть приподнял брови. Вы, стало быть, искусства не признаете? Искусство наживать деньги, или нет более геморроя! воскликнул Базаров с презрительною усмешкой. Так-с, так-с. Вот как вы изволите шутить. Это вы все, стало быть, отвергаете? Положим. Значит, вы верите в одну науку? Я уже доложил вам, что ни во что не верю; и что такое наука наука вообще? Есть науки, как есть ремесла, знания; а наука вообще не существует вовсе. Очень хорошо-с. Ну, а насчет других, в людском быту принятых, постановлений вы придерживаетесь такого же отрицательного направления? Что это, допрос? спросил Базаров. Павел Петрович слегка побледнел... Николай Петрович почел должным вмешаться в разговор. Мы когда-нибудь поподробнее побеседуем об этом предмете с вами, любезный Евгений Васильич; и ваше мнение узнаем, и свое выскажем. С своей стороны, я очень рад, что вы занимаетесь естественными науками. Я слышал, что Либих сделал удивительные открытия насчет удобрения полей. Вы можете мне помочь в моих агрономических работах: вы можете дать мне какой-нибудь полезный совет. Я к вашим услугам, Николай Петрович; но куда нам до Либиха! Сперва надо азбуке выучиться и потом уже взяться за книгу, а мы еще аза в глаза не видали. «Ну, ты, я вижу, точно нигилист», подумал Николай Петрович. Все-таки позвольте прибегнуть к вам при случае, прибавил он вслух. А теперь нам, я полагаю, брат, пора пойти потолковать с приказчиком. Павел Петрович поднялся со стула. Да, проговорил он, ни на кого не глядя, беда пожить этак годков пять в деревне, в отдалении от великих умов! Как раз дурак дураком станешь. Ты стараешься не забыть того, чему тебя учили, а там хвать! оказывается, что все это вздор, и тебе говорят, что путные люди этакими пустяками больше не занимаются и что ты, мол, отсталый колпак. Что делать! Видно, молодежь точно умнее нас. Павел Петрович медленно повернулся на каблуках и медленно вышел; Николай Петрович отправился вслед за ним. Что, он всегда у вас такой? хладнокровно спросил Базаров у Аркадия, как только дверь затворилась за обоими братьями. Послушай, Евгений, ты уже слишком резко с ним обошелся, заметил Аркадий. Ты его оскорбил. Да, стану я их баловать, этих уездных аристократов! Ведь это все самолюбивые, львиные привычки, фатство. Ну, продолжал бы свое поприще в Петербурге, коли уж такой у него склад... А впрочем, Бог с ним совсем! Я нашел довольно редкий экземпляр водяного жука, Dytiscus marginatus, знаешь? Я тебе его покажу. Я тебе обещался рассказать его историю, начал Аркадий. Историю жука? Ну полно, Евгений. Историю моего дяди. Ты увидишь, что он не такой человек, каким ты его воображаешь. Он скорее сожаления достоин, чем насмешки. Я не спорю; да что он тебе так дался? Надо быть справедливым, Евгений. Это из чего следует? Нет, слушай... И Аркадий рассказал ему историю своего дяди. Читатель найдет ее в следующей главе.© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.