Первый бой Нюргун Боотура с владыкой подземного мира
Ощетинился огнедышащий змей,
Ощутив внезапный удар,
Когда в широкую спину его,
В кованый медный щит
Трехгранное стальное копье
Треснулось,
Грянуло с высоты.
Оскалился змей, зарычав,
Увернулся.
Мимо скользнуло копье
По медной толстой броне.
Победное громовое копье
Стоймя глубоко впилось
В стонущее свирепое лоно
Кровавой долины той,
Гибельного преисподнего дна.
И отпрянуло вверх копье,
И ринулось неотвратимо опять
Прямо в грудь
Огнедышащего адьярая
О восьми ветвистых ногах,
Заревел меднотелый змей,
Скрученный, завопил.
С оглушительным треском взорвался он.
А трехгранное
Стальное копье
Ударило в каменный столб,
Половину толщи
Утеса-столба,
Как корневище травы-быты,
Удар копья отколол,
В осколки мелкие раздробил.
И в бугристую печень
Долины бед,
В трехслойное лоно ее,
В гранитную глыбу ее,
Сверкая, блестя, звеня,
Ударилось копье
И с грохотом взорвалось.
Искры огненные разлетелись кругом...
И в подземном мире возник
Стремительный Нюргун Боотур.
Так внезапно явился он,
Будто в мерзлую землю долины бед
Лиственничный заостренный ствол
Яростно был водружен.
Бурно кровь заходила в нем,
Распрямились плечи богатыря
В шесть маховых саженей,
Вздула жилы гордая кровь.
Вспучился загривок его,
Будто земляная гора.
Будто молот кузпечный бил,
Загудела тяжелая кровь,
Забилось на темени богатыря
Сплетение толстых жил.
Будто могучий кузнечный мех
Дух его раздувал,
Вихрем из глаз его
Сыпались искры огня.
Так стремительный Нюргун Боотур
Встал в пределах абаасы
Во весь исполинский рост.
Будто яркая молния,
Мрак разорвав,
Ударила с высоты,
Ослепляя белым огнем, —
Так стремительный Нюргун Боотур
Пред извечным врагом возник,
Опираясь на длинный меч
С остро отточенным лезвием,
С жадно вонзающимся острием.
Был этот меч закален
В крови из печени льва
И в черной желчи густой
Свирепых зубастых рыб.
Блистал этот меч стальпой
Зеркальною белизной.
Был заколдован его булат
Заклятьями сорока четырех
Ратных, небесных слав.
Тридцать девять чар впитало в себя
Жадное его лезвие.
Высоко поднял Нюргун Боотур
Воинственное копье
С древком, выкрашенным пестро,
С грозной рогатиной на конце.
На стальной рогатине той
Кровожадный бился илбис.
Потрясая копьем боевым,
Потрясая мечом боевым,
По долине смерти и бед
Пошел Нюргун Боотур,
Погрязая до бедер
В кровавой топи,
Протаптывая тропу.
Трижды он обошел вокруг
Бездыханного богатыря —
Юноши Юрюнг Уолана,
Лежащего на кровавой земле,
Брата младшего своего,
Красовавшегося в недавние дни
Над высокой изгородью столбовой
На мотыльково-белом коне.
Над убитым Нюргун Боотур,
Богатырь светозарного Верхнего Мира,
Горько сетуя, говорил:
Эй, видите вы? Иль не видите вы?
Эти исчадия тьмы,
Невидимые людям земным,
Светлого солнца детей
В пропасть подземную увели,
В уголь, в золу сожгли!
Светлых детей айыы
Солнечных богатырей
Адьяраи закабалили,
Сокрушили
Длинные кости их!
Эй ты, выродок,
Злобный дух
Бездонного огнемутного моря —
Ледовитого Муус Кудулу,
Эй, проклятый,
Несчастный ты,
Уот Усутаакы,
Вор и злодей!
Чем возгордился ты?
Что не уличенный ты вор,
Не пойманный до сих пор,
За поводья крепко не взят?
Грозы над собою не знаешь ты,
Давно утесняешь ты
Солнечных богатырей!
Из далекой, высокой страны,
Ратоборец, равный тебе,
По свежим твоим следам
Я, как молния, прилетел!
Из прославленной великой страны,
По мертвой, мерзлой дороге твоей,
Я пролетел, проскакал,
Я тебя, злодея, застал!
Брата младшего моего,
Ты Юрюнг Уолана убил,
Длинные кости его раздробил,
Короткие кости его
В ледяную шугу превратил,
Толстую кожу его распорол,
Пролил его драгоценную кровь.
За великие преступленья твои,
Я, как прорубь широкую
В толстом льду,
Дыру в твоем темени продолблю,
Как отверстье в столбе ворот,
Рогатиной шею твою пропорю,
Шейный твой позвонок рассеку!
Вырву черную печень твою,
Воротную вену твою разорву
Многожильное сердце твое
Исторгну я из тебя!
Я до локтя мокрой своей рукой
Залезу в утробу твою,
Железный твой нерв спинной,
Как струну,
Медленно буду тянуть...
Те слова
Что ты матери не сказал,
Я заставлю тебя сказать!
Те слова,
Что вовеки ты не сказал
Арсан Дуолаю —
Отцу твоему,
Чудовищу с раздвоенным хвостом,
Те слова сокровенные из тебя
Я вырву
В твой смертный час!
Я твой Нижний гибельный Мир,
Словно воду в лохани берестяной,
Взбаламучу и расплещу!
Железный твой заповедный дом
Искорежу и сокрушу!
Я разрушу твой дымный очаг,
Я, смеясь, твой алый огонь
Затопчу, навеки погашу!
Светлолицую Туйаарыму-куо
С девятисаженной косой
Из темницы железной освобожу,
Выведу на солнечный свет!
На изначальную землю-мать,
В золотое гнездо —
В заповедный дом
Светлой богини Айыысыт,
Невредимую — возвращу!
Черная харя,
Кровавая пасть,
Ну-ка я погляжу на тебя,
На глиняную морду твою,
На кривые колени твои!
Выходи на битву, злодей!
А не выйдешь —
Силою притащу!
Покамест Нюргун Боотур говорил,
Покамест от ярости боевой
Взбухали его бока,
Вдруг невесть откуда взялся
Трехголовый
Огнедышащий змей.
Как курительной трубки чубук
Обтягивают ремешком,
Он Нюргуна обвил, обкрутил
От лодыжек кряжистых ног
До гордого яблока горла его,
До вздувшейся шеи его.
Будто железом полосовым,
Со скрежетом огненный змей
Толстыми кольцами оковал
Тело богатыря;
Раздвоенными языками,
Семисаженными языками,
Как бичами щелкая, зарычал
Так, что подземный каменный лес
Отгулом загрохотал,
Так, что недрами трех
Преисподних бездн
Дрогнул Нижний гибельный Мир...
Оглушительно-зычно
Змей заревел:
А-а, красавец! А-а, дурачок!
Ах, как тут бахвалился ты!
Я все туже буду сжимать
Дюжее туловище твое!
Пищу, проглоченную вчера,
Изрыгнуть заставлю тебя
Из горла широкого твоего!
Попробуй — двинься, пошевелись!
Посмотрим — силен ли ты?
Тут железными кольцами змей
Так туго его сдавил,
Что у богатыря — послабей, чем Нюргун,
Помутился бы свет в глазах,
Поднялся бы трезвон в ушах,
Хрустнули бы позвонки,
Треснул бы хребет становой!
На кривых косматых ступнях,
Выходец из подземной тьмы!
Выродок адьярайских бездн.
Ты в будущие времена
Не будешь меня укорять,
Что тебя не предупредил,
Что врасплох на тебя напал!
Мира подземного исполин
Захохотал в ответ,
От хохота корчился он.
Вдоль огромного туловища его
Зеленые вспыхивали огни,
Тремя головами тряся,
Три пасти разинул он,
И железные, кривые клыки,
Словно ржавые сошники,
Оскалились в шесть рядов.
Раздвоенный, огненный хвост
Распластывался в длину,
Раскатисто смех гремел.
Ой, умру!
Ох, горе мне! Ох, позор!
Богатырем ты себя возомнил!
Болтаешь мне всякий вздор!
Эх, бедняк!
Ты попал мне в пасть
И пропал, как червяк!
А еще предупреждаешь меня —
Что, мол, иду на тебя!
А еще пугаешь меня!
Сколько слов мне страшных наговорил!
Ах, ты, пестренький мой щенок,
Ах, ты, выкидыш!
Верхнего Мира боец!
Теперь, как сел на тебя верхом,
Такой, как я, богатырь, —
Откуда ты силу возьмешь,
Откуда чары возьмешь
Освободиться, спастись?
Так извивался и хохотал,
Так издевался змей.
Стоя — рожденным на грани небес,
Летающий стрелой грозовой
По гребню белых небес,
Стремительный Нюргун Боотур
Бромовый клич испустил.
Всю свою мощь собрав,
Трижды натужился он,
Мускулы до звона напряг,
Вспучился, как гора,
Так, что чуть не лопнул
Чудовищный змей,
Только треснула шкура его на спине,
Только жилы в теле его
С треском, словно лыко, рвались...
Зубы стиснул от боли
Нюргун Боотур,
Зычно, громко он закричал,
И грянулся о гранитное дно,
О гулкое трехслойное дно
Погибельной Нижней Земли;
Громом загрохотал,
Молнией засверкал,
И в черную каменную скалу,
Словно в черную печень
Лежащей коровы,
На три сажени врезался он,
Словно топор громовой;
В осколки скалу расколол.
Змея, душившего в кольцах его,
О твердый гранит ободрал.
Разорвался, гремя,
Трехголовый змей,
Испепелился, пропал...
Но у грозного невидимки-врага,
У оборотня подземных сил
Уот Усутаакы
Были нерушимо сильны
Девяносто девять чар колдовских.
Только искрами
Рассыпался он,
Вмиг могучее сердце его,
Вместилище жизни его,
Полыхнуло мутным огнем,
Улетело, как синий дым.
Исполин, прославленный в трех мирах,
Владыка подземных бездн,
Дух бездонного, огнемутного моря —
Ледовитого Муус Кудулу,
В непомерной мощи своей
Не укрощенный никем,
Повелитель абаасы
Уот Усутаакы
В ужасающем обличье своем,
В истинном виде предстал.
Черной пеной
Из пасти плюясь,
Изрыгая брань и хулу,
Словно ель вековая в снегу,
Словно выкованный
Целиком из железа,
Несуразно огромный он
Вдруг перед Нюргуном предстал
В подлинном величье своем.
У него безалаберное лицо,
Как обвалившийся косогор,
В семи провалах гнилых,
Черное,
Обросшее сплошь
Бородавками и паршой.
Едкий, как щелочь,
Единственный глаз,
Словно из ущелья, глядит
Из прищура бугристых век.
Его единственная нога
Раздвоилась в колене кривом,
Разрослась она вкривь и вкось.
Его единственная рука
Разветвилась у локтя на две руки.
На две стороны бьют наповал
Дюжие кулаки.
На широкое темя его
Нахлобучена набекрень
Проржавленная железная шапка,
Схожая с орлиным гнездом,
Развалившимся за девять веков;
Тридцатипудовые на ногах
Железные торбоса-сапоги;
Из железа кованая на нем
В девять слоев броня;
Из кожи дохлых телят
Шлык на его башке.
На длинной шее
Шкура льва,
Облезлая доха на плечах
Из заразных,
Содранных с падали шкур.
Осклабился
Адьярайский главарь
Огромным своим
Вислогубым ртом,
Оскалил зубы, смеясь,
Огненный столб вихревой
Выдохнул из себя.
То ли гнев клокотал
У него в груди,
То ли смех его распирал, —
То хватался он за бока,
То лопатами рук ударял себя
По единственному бедру.
Кривыми ногами
Подрыгивал он,
Приплясывал он,
То по-медвежьи рыча,
То выпью лесной крича,
То заливисто хохоча,
То по-волчьи воя, —
Голос свой подавал:
Услыхал гремящее имя мое
На семи великих путях,
Услыхал раскаты славы моей
На восьми великих путях,
Прискакал, видать, из Высокой Страны
Гость отважный, подобный мне,
Прилетел, видать, из далекой страны
Друг — по удали равный мне!
Высоко занося чело,
Вот он — сам пожаловал к нам!
А-а, буйа-буйа-буйакам!
А-а, буйа-дайа-дайакам!
На каком лугу,
Молоком какой коровы вспоен —
Дородным выросший богатырем,
В каком краю,
У какой
Выпуклогрудой хозяйки — хотун,
Просторные недра ее растворив,
Расторгнув лоно ее,
Рожденный ногами вперед,
Вскормленный несякнущим родником
Прекрасных ее сосцов,
Непомерно сильный,
Неломкий в кости,
С грозными мускулами исполин,
Грузной поступью колеблющий мир,
Кто он — первый в роду Уранхай-Саха,
Играющий головою своей,
Бесстрашный, — пришел сюда?
Думал я —
Недоносок, выкидыш ты,
А увидел —
Ты силен, закален,
Думал я,
Что бессилен ты,
А великой мощью
Ты наделен,
Исполински широк в плечах.
Ты, оказывается, стал
Защитником Средней Земли?
Ну, детина,
Хоть строен ты и хорош,
Хоть собой ты — ух как — пригож,
Я, играючи,
Изломаю тебя,
На части разорву,
Длинные кости твои сокрушу,
Короткие кости
В шугу раздроблю,
Насмерть тебя уложу,
Брюхо твое распорю!
Тут — невесть откуда взялся в руках
Уот Усутаакы
Сверкающий меч — пальма.
Ударил по шлему высокому он
Исполина Срединной Земли,
Так что искры взлетели ввысь
На девять саженей.
Увернулся Нюргун Боотур,
По шлему скользнул удар —
Не ранил его, не задел.
Тут защитник племен Саха,
Богатырь Срединной Земли
Обрушил удар своего меча
На широкое темя,
На ржавую шапку
Сына подземной тьмы.
Богатырь адьярай
Увильнул, отскочил,
Мимо пришелся удар.
Меч исполина айыы
На девять маховых саженей
В долину смерти вошел.
Вдребезги, мелкой дресвой,
Разлетелся твердый гранит.
Гром по трем
Преисподним загрохотал,
Молнией полыхнул.
Как два зверя, зычно крича,
Как два льва, свирепо рыча,
Друг у друга мечом норовя
Черную печень рассечь,
Будто сшиблись гора с горой,
Бить взялись друг друга они.
Незыблемое преисподней дно
Задрожало, заколебалось...
Всколыхнулось лоно само
Бедственных нижних бездн.
Боевой их клич громовой
Долетел до верхних небес,
Гулом наполнился Средний Мир.
Ударяли друг друга они
По шейным позвонкам,
В сердце друг друга били они
Остриями копий своих.
Гнулись, как гибкие тальники,
Длинные их мечи;
О трехслойную ударяясь броню,
Притупились рогатины их.
С сожаленьем богатыри
Бросили оружье свое.
Тут они
Пятипалою силою всей,
Десятипалою силою всей,
Палицами в девяносто пудов
Колотить друг друга взялись,
Черепа норовя проломить.
Как сырая глина, в руках
Расплющились палицы их.
Железными — в пятьдесят пудов —
Ядрами на тяжелых цепях
По бронзовым скулам друг друга они
Начали ударять.
Вдребезги, как сырые грибы,
Разбились железные ядра их.
Не знали, как дальше быть,
Не знали, чем дальше бить...
Ладони широкие их,
Как лопаты, гребущие снег,
Дюжие пальцы их
Сжимались в кулаки.
Величиною в тушу быка,
Белыми кулаками бойцы
По бокам друг друга взялись,
Словно молотами, ударять.
Устояли они в кулачном бою,
Не покачнулся ни тот, ни другой.
С криком, с гиканьем богатыри,
Словно вздетые на рожон караси,
Навалясь друг на друга,
Бороться взялись,
Принялись хребты друг другу ломать,
Будто дерево,
Гнули друг друга они,
Будто гибкий тальник,
Сплелись, завились.
Нескончаемо длился бой,
Гул его тяжелый и гром
Слышен был глубоко под землей.
Буря лютая не стихала,
Будто рушился мир земной,
Два непобедимых богатыря,
Два исполина-богатыря,
Один — айыы,
Другой — адьярай,
Трижды набрасывались друг на друга,
Три ночи бились, три дня.
Восемьдесят восемь
Обманных чар,
Девяносто девять
Гибельных чар
Никому победы не принесли.
Как могучие корни, руки сплетя,
Как быки лесные, мыча,
Тридцать орущих
Дней и ночей
Боролись богатыри.
Хрустели суставы их,
Будто бубен конской кожи гудел.
Ледовитое огнемутное море,
Бездонное море Муус Кудулу
Зардело кровавою глубиной,
Зарыдало, черным прибоем гремя.
Три долгих ночи, три дня
Вздувая бушующие валы,
Из гибельной бездны моря того
Мертвая подымалась вода,
Поднялась, по берегу разлилась.
Выплыли из глубины
Моря Муус Кудулу
Зубастые чудовища-рыбы
В железной чешуе.
Выброшены тяжелой волной,
Плавниками цепляясь, повисли они
На скалах и на кустах
Страшного мира того.
Судорожно пасти разъяв,
Околевали они.
Высохли их глаза
В провалах глазниц костяных...
Нижнего Мира
Огромные звери,
Остроклыкие,
Быстроногие звери,
Бурые, как болотная топь,
Стада низкорослых коров,
Спасая морды свои и глаза
От воющего урагана,
Несущего глыбы камней
С двухлетнюю телку величиной,
Спасаясь от той песчаной пурги,
Несущей обломки скал
С корову трехлетнюю величиной,
Ринулись в глубину
Моря Муус Кудулу,
Чтобы длинные кости их
Не сокрушила пурга,
Чтоб короткие кости их
Не рассыпались, как шуга.
Лишь через тридцать дней и ночей
Стихла битва богатырей.
Опьяненье борьбы улеглось,
Ослабела мускулов мощь.
Опомнились исполины-борцы,
Осматривать стали себя.
Толстая кожа на дюжих телах
Не треснула, не порвалась,
Не просочилась черная кровь.
Трехслойные доспехи на них
Не разрублены,
Не пробиты нигде;
Не убавилась верхняя сила их,
Не шатнулась нижняя сила их;
Лишь по краю густых волос,
Словно масло, стекая,
Лоснился пот,
Да на туловищах
У могучих борцов,
Как смола на стволах дремучих дерев,
Пена вспучилась,
Словно кипень густой.
Будто два упрямых быка,
Не осиливших тяжкий груз,
Потупясь,
Понуро стояли они.
Тяжело подымались у них бока,
Широкие спины их
Шумно дышали, словно мехи
Кузнеца-чародея
Кюэттээни.
Хоть отважны были они,
А стояли — будто пристыжены.
Хоть бесстрашны были они,
А стояли — будто устрашены.
В рукопашной схватке они
Одинаково были сильны.
Знать, друг другу
За долгий срок
До смерти надоели они.
Равнодушно — глаза в глаза —
Тускло посмотрели они.
Богатырь адьярайских сил
Во всю ширь распялил в улыбке пасть,
Облако гари из живота
Выдохнул, дух перевел,
Ударил себя по бедру,
И все то,
Чем был восхищен,
И все то,
Чем был удивлен,
В заповедное слово
Оборотил,
Толково заговорил:
А разве я думал, гадал,
А разве я раньше ждал,
Что встречу такого богатыря
Из рода айыы аймага,
С поводьями за спиной,
Чьи сухожилий не рвутся узлы?
Из солнечной далекой страны
Сошел ты — равный силою мне,
Я удивлен
Явленьем твоим,
Я изумлен,
Исполин!
Ты силен
И непобедим.
Но, однако, у нас
Не окончен спор.
А ну, парнишка Нойоон-богдоо,
Очень прыток был ты сперва...
Видно, туго тебе пришлось —
Ты, о чем гадая, стоишь?
Ну скажи
Заветное слово свое,
Ответное слово свое!
Такие слова адьярай
Хвастливые говорил,
Он словом
Словно хлестал...
В ответ на такую речь
Светлого рода айыы великан,
Срединной Земли богатырь
Промолвил, проговорил.
Прославленному адьяраю
Заветное слово сказал:
Равный мне в борьбе
Разумно, толково сказал!
Давай-ка теперь, молодец,
Давай-ка совет держать, —
Как дальше нам быть с тобой,
Как дальше бой продолжать,
Грудь о грудь с тобою схватились мы,
Друг другу не уступили мы,
Одинаковыми в борьбе
Оказались по силе мы.
Не пора ли нам уговор положить,
Мыслей своих не тая?
Так давай-ка
Тридцать суток подряд
Спать, отдыхать!
А потом
Будем драться опять...
Становые хребты друг другу ломать
Мы будем до той поры,
Пока верх один из нас не возьмет,
Пока в прах другой не падет.
Если один из нас воровски
Спящего убьет,
Вечный стыд и позор тому!
Псы смеяться будут над ним.
Поэтому руки свои до локтей
В эту черную вдавим скалу
И громко произнесем
Не произносимые никогда
Грозные имена
Духов подземной тьмы.
Их именами друг другу мы
Кровавую клятву дадим.
Согласен ты или нет,
Подумай, дай мне ответ.
Такие слова сказал
Защитник племен Саха.
Богатырь Уот Усутаакы
Голову нагнул,
В сторону лицо отвернул,
Оскалил в улыбке зубы свои.
С тем, что сказал Нюргун,
Соглашался, видимо, он.
Поднял он свой темный
Задымленный лик,
Железные зубы его
Блеснули синевой.
Дельное слово сказал.
Только ты сперва поклянись,
Как это делается — покажи.
Я, со дня рождения своего,
Клятв никаких не давал,
Клятв никаких не знавал.
Коль по нраву придется мне клятва твоя,
Конечно, и я с тобой соглашусь.
Словами, известными мне одному,
И я тогда поклянусь!
Так сказал адьярай и умолк;
Будто ржавчиной железной покрылось,
Застыло
Его ужасающее лицо.
А прославленный сын
С загривка обузданного
Рода айыы аймага,
С поводьями солнечными за спиной,
Поддерживаемый высшею силой,
В глыбу черного камня,
Как в печень коровы,
Левую руку свою
До самого локтя вдавив,
А правой рукою
Сверкающий меч
Высоко над головою подняв,
Пронизывающим взглядом своим
Глядя в высоту, в темноту,
Колена преклонив,
Великой клятвы слова
Звучно, раздельно пропел.
Пусть прославленный пляшущий истукан —
Медная баба Дьэс Эмэгэт,
В навозную глыбу величиной,
Дух обмана, руки простерши свои,
Убийственно на меня поглядит!
Пусть трех преисподних хохочущих бездн
Червивое божество
В середину темени моего
Пронзительно поглядит!
Пусть Уот Кюкюрюйдээн сама —
Удаганка погибельных бездн,
Духа смерти подняв с подземного дна,
Огненным взглядом своим
Через пяты моих ног
Насмерть меня поразит!
Породивший в древние времена
Огнереющее безбрежное море,
Ледовитое Муус Кудулу,
Тот, чье имя до сей поры
Было страшно произносить,
Муус Солуонньай, вещий мудрец,
Пусть он смертоносным взглядом своим
Сквозь ребра
Печень мою пронзит!
Пусть жертвенного дерева дух,
Пустынный Кулан-Джалык
Коленные чашки мои сокрушит!
Слушай! Смотри!
Вот я —
Солнечного племени сын
С поводьями за спиной,
Поддерживаемый высшею силой,
Племени милосердного сын,
На просторах великой земли
Не встретивший никого,
Кто бы мог меня впрячь в ярмо,
Владеющий вороным,
Молнией летающим в высоте,
На грани летящих небес
Стоя рожденным конем,
Стремительный Нюргун Боотур, —
Явно — видимо — сам,
Я здесь, пред тобой,
Левую руку в скалу погрузив,
Правую руку к небу подняв,
Священную клятву даю,
Великою клятвой клянусь,
Что Уот Усутаакы — богатыря,
Когда он крепко уснет,
Украдкою не убью!
И если клятву нарушу свою,
По-разбойничьи нападу на него,
Пусть вечным посмешищем буду я
Бело-пегих лаек-собак,
Пусть игралищем буду я
Для черно-пегих собак!
Если я ударю рукой,
Если я ударю ногой
Противника спящего моего,
Пусть обе руки мои
По локоть отгниют,
Отпадут,
Пусть обе ноги мои
До колен сгниют,
Отпадут!
Пусть блистающие
Зеницы мои
Из глубоких впадин глазных
Выпьет свирепый дух Чякяй,
Как в потоке, промерзшем до дна,
Проруби — опустошит!
Пусть незрячими будут мои глаза,
Как отверстия в городьбе,
Если клятву нарушу свою!
Нерушимо слово мое,
Неколебима воля моя.
Так поклялся Нюргун Боотур,
Так он клятву свою произнес.
Обросшая шерстью кривая ступня,
Бродящая в темноте,
Разбойник и вор ночной,
Трех Нюкэнов лихой кознодей,
Трех хохочущих пропастей
Прославленный властелин
Клятвой Нюргуна был поражен,
Понравилось это ему.
Будто опилками красной меди
Осыпанный, стал багровым он.
Как бездонную яму, рот
Адьярай раскрыл во всю ширь,
И как будто гром загремел,
Заговорил он —
Запел.
А ну — несуразно и я теперь
Попробую поклянусь!
Если я украдкою, воровски
Задумаю убить
Спящего крепким сном
Нюргун Боотура богатыря,
То пусть меня взглядом
Прежде убьет
Сотворенный в начале времени
Великий владыка, отец
Мутноогненного
Гремящего моря,
Грозно кипящего моря —
Ледовитого Муус Кудулу —
Древний Муус Суорун,
Уот Солуонньай — старик!
Если спящего я ударю рукой —
Пусть владычица духов зла
Гибельной Нижней Страны,
Уот Кюрюйдээп удаган
Огненным своим языком
Руки мои проклянет,
Пусть по локоть они отпадут!
Если спящего я ударю ногой —
Пусть владычица
Червивой темницы
Трех моих хохочущих бездн —
Медная Дьэс Эмэгэт
Ноги мои проклянет,
Чтобы сгнили ноги мои,
Отвалились бы до колен!
Пусть обманчивый мой истукан
В мерзлую глыбу навоза
Величиной
Взглядом смерти меня поразит!
Пусть дерево жертвенное мое,
Увешанное коленными чашками
Девяти шаманов былых времен,
Увешанное языками и челюстями
Восьми удаганок
Седых времен,
Опору черепа моего
Чарами сокрушит!
Пусть лопнет
Мой единственный глаз,
Пусть, как яма, вырытая для столба,
Станет не видящей ничего
Глубокая глазница моя,
Как прорубь в ручье,
Промерзшем до дна!..
Если теперь мой язык
Ложь произнес,
То пусть он до половины своей
Отгниет во рту, отпадет!
Пусть корень языка моего
Затвердев, как древесный сук,
Сквозь нёбо мое прорастет
Немотой меня поразит!
Много слов — нет добра!
Одно слово — добро!
Неколебимо слово мое,
Нерушима клятва моя!
Как закончил слово клятвы своей,
Закружился на месте абаасы;
Ветви рук широко распластав,
Грянулся на спину он,
Вверх лицом упал и уснул.
Шум дыханья его ноздрей
Неистово зашелестел.
Раскатистый храп его,
Как подземный гром, загремел...
Пока чудовище Уот Усутаакы — богатырь подземного, злого царства — спал, Нюргун пошел искать плененных адьярай богатырей айыы. В железном доме абаасы Нюргун услышал жалобную песню женщины. Ощутив внезапный удар,
Когда в широкую спину его,
В кованый медный щит
Трехгранное стальное копье
Треснулось,
Грянуло с высоты.
Оскалился змей, зарычав,
Увернулся.
Мимо скользнуло копье
По медной толстой броне.
Победное громовое копье
Стоймя глубоко впилось
В стонущее свирепое лоно
Кровавой долины той,
Гибельного преисподнего дна.
И отпрянуло вверх копье,
И ринулось неотвратимо опять
Прямо в грудь
Огнедышащего адьярая
О восьми ветвистых ногах,
Заревел меднотелый змей,
Скрученный, завопил.
С оглушительным треском взорвался он.
А трехгранное
Стальное копье
Ударило в каменный столб,
Половину толщи
Утеса-столба,
Как корневище травы-быты,
Удар копья отколол,
В осколки мелкие раздробил.
И в бугристую печень
Долины бед,
В трехслойное лоно ее,
В гранитную глыбу ее,
Сверкая, блестя, звеня,
Ударилось копье
И с грохотом взорвалось.
Искры огненные разлетелись кругом...
И в подземном мире возник
Стремительный Нюргун Боотур.
Так внезапно явился он,
Будто в мерзлую землю долины бед
Лиственничный заостренный ствол
Яростно был водружен.
Бурно кровь заходила в нем,
Распрямились плечи богатыря
В шесть маховых саженей,
Вздула жилы гордая кровь.
Вспучился загривок его,
Будто земляная гора.
Будто молот кузпечный бил,
Загудела тяжелая кровь,
Забилось на темени богатыря
Сплетение толстых жил.
Будто могучий кузнечный мех
Дух его раздувал,
Вихрем из глаз его
Сыпались искры огня.
Так стремительный Нюргун Боотур
Встал в пределах абаасы
Во весь исполинский рост.
Будто яркая молния,
Мрак разорвав,
Ударила с высоты,
Ослепляя белым огнем, —
Так стремительный Нюргун Боотур
Пред извечным врагом возник,
Опираясь на длинный меч
С остро отточенным лезвием,
С жадно вонзающимся острием.
Был этот меч закален
В крови из печени льва
И в черной желчи густой
Свирепых зубастых рыб.
Блистал этот меч стальпой
Зеркальною белизной.
Был заколдован его булат
Заклятьями сорока четырех
Ратных, небесных слав.
Тридцать девять чар впитало в себя
Жадное его лезвие.
Высоко поднял Нюргун Боотур
Воинственное копье
С древком, выкрашенным пестро,
С грозной рогатиной на конце.
На стальной рогатине той
Кровожадный бился илбис.
Потрясая копьем боевым,
Потрясая мечом боевым,
По долине смерти и бед
Пошел Нюргун Боотур,
Погрязая до бедер
В кровавой топи,
Протаптывая тропу.
Трижды он обошел вокруг
Бездыханного богатыря —
Юноши Юрюнг Уолана,
Лежащего на кровавой земле,
Брата младшего своего,
Красовавшегося в недавние дни
Над высокой изгородью столбовой
На мотыльково-белом коне.
Над убитым Нюргун Боотур,
Богатырь светозарного Верхнего Мира,
Горько сетуя, говорил:
Нюргун Боотур
Эй, поглядите! Эй, поглядите! Эй, видите вы? Иль не видите вы?
Эти исчадия тьмы,
Невидимые людям земным,
Светлого солнца детей
В пропасть подземную увели,
В уголь, в золу сожгли!
Светлых детей айыы
Солнечных богатырей
Адьяраи закабалили,
Сокрушили
Длинные кости их!
Эй ты, выродок,
Злобный дух
Бездонного огнемутного моря —
Ледовитого Муус Кудулу,
Эй, проклятый,
Несчастный ты,
Уот Усутаакы,
Вор и злодей!
Чем возгордился ты?
Что не уличенный ты вор,
Не пойманный до сих пор,
За поводья крепко не взят?
Грозы над собою не знаешь ты,
Давно утесняешь ты
Солнечных богатырей!
Из далекой, высокой страны,
Ратоборец, равный тебе,
По свежим твоим следам
Я, как молния, прилетел!
Из прославленной великой страны,
По мертвой, мерзлой дороге твоей,
Я пролетел, проскакал,
Я тебя, злодея, застал!
Брата младшего моего,
Ты Юрюнг Уолана убил,
Длинные кости его раздробил,
Короткие кости его
В ледяную шугу превратил,
Толстую кожу его распорол,
Пролил его драгоценную кровь.
За великие преступленья твои,
Я, как прорубь широкую
В толстом льду,
Дыру в твоем темени продолблю,
Как отверстье в столбе ворот,
Рогатиной шею твою пропорю,
Шейный твой позвонок рассеку!
Вырву черную печень твою,
Воротную вену твою разорву
Многожильное сердце твое
Исторгну я из тебя!
Я до локтя мокрой своей рукой
Залезу в утробу твою,
Железный твой нерв спинной,
Как струну,
Медленно буду тянуть...
Те слова
Что ты матери не сказал,
Я заставлю тебя сказать!
Те слова,
Что вовеки ты не сказал
Арсан Дуолаю —
Отцу твоему,
Чудовищу с раздвоенным хвостом,
Те слова сокровенные из тебя
Я вырву
В твой смертный час!
Я твой Нижний гибельный Мир,
Словно воду в лохани берестяной,
Взбаламучу и расплещу!
Железный твой заповедный дом
Искорежу и сокрушу!
Я разрушу твой дымный очаг,
Я, смеясь, твой алый огонь
Затопчу, навеки погашу!
Светлолицую Туйаарыму-куо
С девятисаженной косой
Из темницы железной освобожу,
Выведу на солнечный свет!
На изначальную землю-мать,
В золотое гнездо —
В заповедный дом
Светлой богини Айыысыт,
Невредимую — возвращу!
Черная харя,
Кровавая пасть,
Ну-ка я погляжу на тебя,
На глиняную морду твою,
На кривые колени твои!
Выходи на битву, злодей!
А не выйдешь —
Силою притащу!
Покамест Нюргун Боотур говорил,
Покамест от ярости боевой
Взбухали его бока,
Вдруг невесть откуда взялся
Трехголовый
Огнедышащий змей.
Как курительной трубки чубук
Обтягивают ремешком,
Он Нюргуна обвил, обкрутил
От лодыжек кряжистых ног
До гордого яблока горла его,
До вздувшейся шеи его.
Будто железом полосовым,
Со скрежетом огненный змей
Толстыми кольцами оковал
Тело богатыря;
Раздвоенными языками,
Семисаженными языками,
Как бичами щелкая, зарычал
Так, что подземный каменный лес
Отгулом загрохотал,
Так, что недрами трех
Преисподних бездн
Дрогнул Нижний гибельный Мир...
Оглушительно-зычно
Змей заревел:
Огнедышащий змей
А-а! Недоносок, Нойоон-богдоо! А-а, красавец! А-а, дурачок!
Ах, как тут бахвалился ты!
Я все туже буду сжимать
Дюжее туловище твое!
Пищу, проглоченную вчера,
Изрыгнуть заставлю тебя
Из горла широкого твоего!
Попробуй — двинься, пошевелись!
Посмотрим — силен ли ты?
Тут железными кольцами змей
Так туго его сдавил,
Что у богатыря — послабей, чем Нюргун,
Помутился бы свет в глазах,
Поднялся бы трезвон в ушах,
Хрустнули бы позвонки,
Треснул бы хребет становой!
Нюргун Боотур
Эй ты, крадущийся по ночам На кривых косматых ступнях,
Выходец из подземной тьмы!
Выродок адьярайских бездн.
Ты в будущие времена
Не будешь меня укорять,
Что тебя не предупредил,
Что врасплох на тебя напал!
Мира подземного исполин
Захохотал в ответ,
От хохота корчился он.
Вдоль огромного туловища его
Зеленые вспыхивали огни,
Тремя головами тряся,
Три пасти разинул он,
И железные, кривые клыки,
Словно ржавые сошники,
Оскалились в шесть рядов.
Раздвоенный, огненный хвост
Распластывался в длину,
Раскатисто смех гремел.
Огнедышащий змей
Ой, лопну от смеха! Ой, умру!
Ох, горе мне! Ох, позор!
Богатырем ты себя возомнил!
Болтаешь мне всякий вздор!
Эх, бедняк!
Ты попал мне в пасть
И пропал, как червяк!
А еще предупреждаешь меня —
Что, мол, иду на тебя!
А еще пугаешь меня!
Сколько слов мне страшных наговорил!
Ах, ты, пестренький мой щенок,
Ах, ты, выкидыш!
Верхнего Мира боец!
Теперь, как сел на тебя верхом,
Такой, как я, богатырь, —
Откуда ты силу возьмешь,
Откуда чары возьмешь
Освободиться, спастись?
Так извивался и хохотал,
Так издевался змей.
* * *
Владеющий вороным конем,Стоя — рожденным на грани небес,
Летающий стрелой грозовой
По гребню белых небес,
Стремительный Нюргун Боотур
Бромовый клич испустил.
Всю свою мощь собрав,
Трижды натужился он,
Мускулы до звона напряг,
Вспучился, как гора,
Так, что чуть не лопнул
Чудовищный змей,
Только треснула шкура его на спине,
Только жилы в теле его
С треском, словно лыко, рвались...
Зубы стиснул от боли
Нюргун Боотур,
Зычно, громко он закричал,
И грянулся о гранитное дно,
О гулкое трехслойное дно
Погибельной Нижней Земли;
Громом загрохотал,
Молнией засверкал,
И в черную каменную скалу,
Словно в черную печень
Лежащей коровы,
На три сажени врезался он,
Словно топор громовой;
В осколки скалу расколол.
Змея, душившего в кольцах его,
О твердый гранит ободрал.
Разорвался, гремя,
Трехголовый змей,
Испепелился, пропал...
Но у грозного невидимки-врага,
У оборотня подземных сил
Уот Усутаакы
Были нерушимо сильны
Девяносто девять чар колдовских.
Только искрами
Рассыпался он,
Вмиг могучее сердце его,
Вместилище жизни его,
Полыхнуло мутным огнем,
Улетело, как синий дым.
Исполин, прославленный в трех мирах,
Владыка подземных бездн,
Дух бездонного, огнемутного моря —
Ледовитого Муус Кудулу,
В непомерной мощи своей
Не укрощенный никем,
Повелитель абаасы
Уот Усутаакы
В ужасающем обличье своем,
В истинном виде предстал.
Черной пеной
Из пасти плюясь,
Изрыгая брань и хулу,
Словно ель вековая в снегу,
Словно выкованный
Целиком из железа,
Несуразно огромный он
Вдруг перед Нюргуном предстал
В подлинном величье своем.
У него безалаберное лицо,
Как обвалившийся косогор,
В семи провалах гнилых,
Черное,
Обросшее сплошь
Бородавками и паршой.
Едкий, как щелочь,
Единственный глаз,
Словно из ущелья, глядит
Из прищура бугристых век.
Его единственная нога
Раздвоилась в колене кривом,
Разрослась она вкривь и вкось.
Его единственная рука
Разветвилась у локтя на две руки.
На две стороны бьют наповал
Дюжие кулаки.
На широкое темя его
Нахлобучена набекрень
Проржавленная железная шапка,
Схожая с орлиным гнездом,
Развалившимся за девять веков;
Тридцатипудовые на ногах
Железные торбоса-сапоги;
Из железа кованая на нем
В девять слоев броня;
Из кожи дохлых телят
Шлык на его башке.
На длинной шее
Шкура льва,
Облезлая доха на плечах
Из заразных,
Содранных с падали шкур.
Осклабился
Адьярайский главарь
Огромным своим
Вислогубым ртом,
Оскалил зубы, смеясь,
Огненный столб вихревой
Выдохнул из себя.
То ли гнев клокотал
У него в груди,
То ли смех его распирал, —
То хватался он за бока,
То лопатами рук ударял себя
По единственному бедру.
Кривыми ногами
Подрыгивал он,
Приплясывал он,
То по-медвежьи рыча,
То выпью лесной крича,
То заливисто хохоча,
То по-волчьи воя, —
Голос свой подавал:
Уот Усутаакы
Аар-дьаалы! Ыарт-татай! Услыхал гремящее имя мое
На семи великих путях,
Услыхал раскаты славы моей
На восьми великих путях,
Прискакал, видать, из Высокой Страны
Гость отважный, подобный мне,
Прилетел, видать, из далекой страны
Друг — по удали равный мне!
Высоко занося чело,
Вот он — сам пожаловал к нам!
А-а, буйа-буйа-буйакам!
А-а, буйа-дайа-дайакам!
На каком лугу,
Молоком какой коровы вспоен —
Дородным выросший богатырем,
В каком краю,
У какой
Выпуклогрудой хозяйки — хотун,
Просторные недра ее растворив,
Расторгнув лоно ее,
Рожденный ногами вперед,
Вскормленный несякнущим родником
Прекрасных ее сосцов,
Непомерно сильный,
Неломкий в кости,
С грозными мускулами исполин,
Грузной поступью колеблющий мир,
Кто он — первый в роду Уранхай-Саха,
Играющий головою своей,
Бесстрашный, — пришел сюда?
Думал я —
Недоносок, выкидыш ты,
А увидел —
Ты силен, закален,
Думал я,
Что бессилен ты,
А великой мощью
Ты наделен,
Исполински широк в плечах.
Ты, оказывается, стал
Защитником Средней Земли?
Ну, детина,
Хоть строен ты и хорош,
Хоть собой ты — ух как — пригож,
Я, играючи,
Изломаю тебя,
На части разорву,
Длинные кости твои сокрушу,
Короткие кости
В шугу раздроблю,
Насмерть тебя уложу,
Брюхо твое распорю!
Тут — невесть откуда взялся в руках
Уот Усутаакы
Сверкающий меч — пальма.
Ударил по шлему высокому он
Исполина Срединной Земли,
Так что искры взлетели ввысь
На девять саженей.
Увернулся Нюргун Боотур,
По шлему скользнул удар —
Не ранил его, не задел.
Тут защитник племен Саха,
Богатырь Срединной Земли
Обрушил удар своего меча
На широкое темя,
На ржавую шапку
Сына подземной тьмы.
Богатырь адьярай
Увильнул, отскочил,
Мимо пришелся удар.
Меч исполина айыы
На девять маховых саженей
В долину смерти вошел.
Вдребезги, мелкой дресвой,
Разлетелся твердый гранит.
Гром по трем
Преисподним загрохотал,
Молнией полыхнул.
Как два зверя, зычно крича,
Как два льва, свирепо рыча,
Друг у друга мечом норовя
Черную печень рассечь,
Будто сшиблись гора с горой,
Бить взялись друг друга они.
Незыблемое преисподней дно
Задрожало, заколебалось...
Всколыхнулось лоно само
Бедственных нижних бездн.
Боевой их клич громовой
Долетел до верхних небес,
Гулом наполнился Средний Мир.
Ударяли друг друга они
По шейным позвонкам,
В сердце друг друга били они
Остриями копий своих.
Гнулись, как гибкие тальники,
Длинные их мечи;
О трехслойную ударяясь броню,
Притупились рогатины их.
С сожаленьем богатыри
Бросили оружье свое.
Тут они
Пятипалою силою всей,
Десятипалою силою всей,
Палицами в девяносто пудов
Колотить друг друга взялись,
Черепа норовя проломить.
Как сырая глина, в руках
Расплющились палицы их.
Железными — в пятьдесят пудов —
Ядрами на тяжелых цепях
По бронзовым скулам друг друга они
Начали ударять.
Вдребезги, как сырые грибы,
Разбились железные ядра их.
Не знали, как дальше быть,
Не знали, чем дальше бить...
Ладони широкие их,
Как лопаты, гребущие снег,
Дюжие пальцы их
Сжимались в кулаки.
Величиною в тушу быка,
Белыми кулаками бойцы
По бокам друг друга взялись,
Словно молотами, ударять.
Устояли они в кулачном бою,
Не покачнулся ни тот, ни другой.
С криком, с гиканьем богатыри,
Словно вздетые на рожон караси,
Навалясь друг на друга,
Бороться взялись,
Принялись хребты друг другу ломать,
Будто дерево,
Гнули друг друга они,
Будто гибкий тальник,
Сплелись, завились.
Нескончаемо длился бой,
Гул его тяжелый и гром
Слышен был глубоко под землей.
Буря лютая не стихала,
Будто рушился мир земной,
Два непобедимых богатыря,
Два исполина-богатыря,
Один — айыы,
Другой — адьярай,
Трижды набрасывались друг на друга,
Три ночи бились, три дня.
Восемьдесят восемь
Обманных чар,
Девяносто девять
Гибельных чар
Никому победы не принесли.
Как могучие корни, руки сплетя,
Как быки лесные, мыча,
Тридцать орущих
Дней и ночей
Боролись богатыри.
Хрустели суставы их,
Будто бубен конской кожи гудел.
Ледовитое огнемутное море,
Бездонное море Муус Кудулу
Зардело кровавою глубиной,
Зарыдало, черным прибоем гремя.
Три долгих ночи, три дня
Вздувая бушующие валы,
Из гибельной бездны моря того
Мертвая подымалась вода,
Поднялась, по берегу разлилась.
Выплыли из глубины
Моря Муус Кудулу
Зубастые чудовища-рыбы
В железной чешуе.
Выброшены тяжелой волной,
Плавниками цепляясь, повисли они
На скалах и на кустах
Страшного мира того.
Судорожно пасти разъяв,
Околевали они.
Высохли их глаза
В провалах глазниц костяных...
Нижнего Мира
Огромные звери,
Остроклыкие,
Быстроногие звери,
Бурые, как болотная топь,
Стада низкорослых коров,
Спасая морды свои и глаза
От воющего урагана,
Несущего глыбы камней
С двухлетнюю телку величиной,
Спасаясь от той песчаной пурги,
Несущей обломки скал
С корову трехлетнюю величиной,
Ринулись в глубину
Моря Муус Кудулу,
Чтобы длинные кости их
Не сокрушила пурга,
Чтоб короткие кости их
Не рассыпались, как шуга.
Лишь через тридцать дней и ночей
Стихла битва богатырей.
Опьяненье борьбы улеглось,
Ослабела мускулов мощь.
Опомнились исполины-борцы,
Осматривать стали себя.
Толстая кожа на дюжих телах
Не треснула, не порвалась,
Не просочилась черная кровь.
Трехслойные доспехи на них
Не разрублены,
Не пробиты нигде;
Не убавилась верхняя сила их,
Не шатнулась нижняя сила их;
Лишь по краю густых волос,
Словно масло, стекая,
Лоснился пот,
Да на туловищах
У могучих борцов,
Как смола на стволах дремучих дерев,
Пена вспучилась,
Словно кипень густой.
Будто два упрямых быка,
Не осиливших тяжкий груз,
Потупясь,
Понуро стояли они.
Тяжело подымались у них бока,
Широкие спины их
Шумно дышали, словно мехи
Кузнеца-чародея
Кюэттээни.
Хоть отважны были они,
А стояли — будто пристыжены.
Хоть бесстрашны были они,
А стояли — будто устрашены.
В рукопашной схватке они
Одинаково были сильны.
Знать, друг другу
За долгий срок
До смерти надоели они.
Равнодушно — глаза в глаза —
Тускло посмотрели они.
Богатырь адьярайских сил
Во всю ширь распялил в улыбке пасть,
Облако гари из живота
Выдохнул, дух перевел,
Ударил себя по бедру,
И все то,
Чем был восхищен,
И все то,
Чем был удивлен,
В заповедное слово
Оборотил,
Толково заговорил:
Уот Усутаакы
Аарт-татай! Алаатыгар! А разве я думал, гадал,
А разве я раньше ждал,
Что встречу такого богатыря
Из рода айыы аймага,
С поводьями за спиной,
Чьи сухожилий не рвутся узлы?
Из солнечной далекой страны
Сошел ты — равный силою мне,
Я удивлен
Явленьем твоим,
Я изумлен,
Исполин!
Ты силен
И непобедим.
Но, однако, у нас
Не окончен спор.
А ну, парнишка Нойоон-богдоо,
Очень прыток был ты сперва...
Видно, туго тебе пришлось —
Ты, о чем гадая, стоишь?
Ну скажи
Заветное слово свое,
Ответное слово свое!
Такие слова адьярай
Хвастливые говорил,
Он словом
Словно хлестал...
В ответ на такую речь
Светлого рода айыы великан,
Срединной Земли богатырь
Промолвил, проговорил.
Прославленному адьяраю
Заветное слово сказал:
Нюргун Боотур
Добро! Ну добро! Равный мне в борьбе
Разумно, толково сказал!
Давай-ка теперь, молодец,
Давай-ка совет держать, —
Как дальше нам быть с тобой,
Как дальше бой продолжать,
Грудь о грудь с тобою схватились мы,
Друг другу не уступили мы,
Одинаковыми в борьбе
Оказались по силе мы.
Не пора ли нам уговор положить,
Мыслей своих не тая?
Так давай-ка
Тридцать суток подряд
Спать, отдыхать!
А потом
Будем драться опять...
Становые хребты друг другу ломать
Мы будем до той поры,
Пока верх один из нас не возьмет,
Пока в прах другой не падет.
Если один из нас воровски
Спящего убьет,
Вечный стыд и позор тому!
Псы смеяться будут над ним.
Поэтому руки свои до локтей
В эту черную вдавим скалу
И громко произнесем
Не произносимые никогда
Грозные имена
Духов подземной тьмы.
Их именами друг другу мы
Кровавую клятву дадим.
Согласен ты или нет,
Подумай, дай мне ответ.
Такие слова сказал
Защитник племен Саха.
Богатырь Уот Усутаакы
Голову нагнул,
В сторону лицо отвернул,
Оскалил в улыбке зубы свои.
С тем, что сказал Нюргун,
Соглашался, видимо, он.
Поднял он свой темный
Задымленный лик,
Железные зубы его
Блеснули синевой.
Уот Усутаакы
Дельно придумал ты, Дельное слово сказал.
Только ты сперва поклянись,
Как это делается — покажи.
Я, со дня рождения своего,
Клятв никаких не давал,
Клятв никаких не знавал.
Коль по нраву придется мне клятва твоя,
Конечно, и я с тобой соглашусь.
Словами, известными мне одному,
И я тогда поклянусь!
Так сказал адьярай и умолк;
Будто ржавчиной железной покрылось,
Застыло
Его ужасающее лицо.
А прославленный сын
С загривка обузданного
Рода айыы аймага,
С поводьями солнечными за спиной,
Поддерживаемый высшею силой,
В глыбу черного камня,
Как в печень коровы,
Левую руку свою
До самого локтя вдавив,
А правой рукою
Сверкающий меч
Высоко над головою подняв,
Пронизывающим взглядом своим
Глядя в высоту, в темноту,
Колена преклонив,
Великой клятвы слова
Звучно, раздельно пропел.
Клятва Нюргун Боотура
Э-гей! Ээ-ге-гей! Пусть прославленный пляшущий истукан —
Медная баба Дьэс Эмэгэт,
В навозную глыбу величиной,
Дух обмана, руки простерши свои,
Убийственно на меня поглядит!
Пусть трех преисподних хохочущих бездн
Червивое божество
В середину темени моего
Пронзительно поглядит!
Пусть Уот Кюкюрюйдээн сама —
Удаганка погибельных бездн,
Духа смерти подняв с подземного дна,
Огненным взглядом своим
Через пяты моих ног
Насмерть меня поразит!
Породивший в древние времена
Огнереющее безбрежное море,
Ледовитое Муус Кудулу,
Тот, чье имя до сей поры
Было страшно произносить,
Муус Солуонньай, вещий мудрец,
Пусть он смертоносным взглядом своим
Сквозь ребра
Печень мою пронзит!
Пусть жертвенного дерева дух,
Пустынный Кулан-Джалык
Коленные чашки мои сокрушит!
Слушай! Смотри!
Вот я —
Солнечного племени сын
С поводьями за спиной,
Поддерживаемый высшею силой,
Племени милосердного сын,
На просторах великой земли
Не встретивший никого,
Кто бы мог меня впрячь в ярмо,
Владеющий вороным,
Молнией летающим в высоте,
На грани летящих небес
Стоя рожденным конем,
Стремительный Нюргун Боотур, —
Явно — видимо — сам,
Я здесь, пред тобой,
Левую руку в скалу погрузив,
Правую руку к небу подняв,
Священную клятву даю,
Великою клятвой клянусь,
Что Уот Усутаакы — богатыря,
Когда он крепко уснет,
Украдкою не убью!
И если клятву нарушу свою,
По-разбойничьи нападу на него,
Пусть вечным посмешищем буду я
Бело-пегих лаек-собак,
Пусть игралищем буду я
Для черно-пегих собак!
Если я ударю рукой,
Если я ударю ногой
Противника спящего моего,
Пусть обе руки мои
По локоть отгниют,
Отпадут,
Пусть обе ноги мои
До колен сгниют,
Отпадут!
Пусть блистающие
Зеницы мои
Из глубоких впадин глазных
Выпьет свирепый дух Чякяй,
Как в потоке, промерзшем до дна,
Проруби — опустошит!
Пусть незрячими будут мои глаза,
Как отверстия в городьбе,
Если клятву нарушу свою!
Нерушимо слово мое,
Неколебима воля моя.
Так поклялся Нюргун Боотур,
Так он клятву свою произнес.
Обросшая шерстью кривая ступня,
Бродящая в темноте,
Разбойник и вор ночной,
Трех Нюкэнов лихой кознодей,
Трех хохочущих пропастей
Прославленный властелин
Клятвой Нюргуна был поражен,
Понравилось это ему.
Будто опилками красной меди
Осыпанный, стал багровым он.
Как бездонную яму, рот
Адьярай раскрыл во всю ширь,
И как будто гром загремел,
Заговорил он —
Запел.
Клятва Уота Усутаакы
Аар-дьаалы! Аарт-татай! А ну — несуразно и я теперь
Попробую поклянусь!
Если я украдкою, воровски
Задумаю убить
Спящего крепким сном
Нюргун Боотура богатыря,
То пусть меня взглядом
Прежде убьет
Сотворенный в начале времени
Великий владыка, отец
Мутноогненного
Гремящего моря,
Грозно кипящего моря —
Ледовитого Муус Кудулу —
Древний Муус Суорун,
Уот Солуонньай — старик!
Если спящего я ударю рукой —
Пусть владычица духов зла
Гибельной Нижней Страны,
Уот Кюрюйдээп удаган
Огненным своим языком
Руки мои проклянет,
Пусть по локоть они отпадут!
Если спящего я ударю ногой —
Пусть владычица
Червивой темницы
Трех моих хохочущих бездн —
Медная Дьэс Эмэгэт
Ноги мои проклянет,
Чтобы сгнили ноги мои,
Отвалились бы до колен!
Пусть обманчивый мой истукан
В мерзлую глыбу навоза
Величиной
Взглядом смерти меня поразит!
Пусть дерево жертвенное мое,
Увешанное коленными чашками
Девяти шаманов былых времен,
Увешанное языками и челюстями
Восьми удаганок
Седых времен,
Опору черепа моего
Чарами сокрушит!
Пусть лопнет
Мой единственный глаз,
Пусть, как яма, вырытая для столба,
Станет не видящей ничего
Глубокая глазница моя,
Как прорубь в ручье,
Промерзшем до дна!..
Если теперь мой язык
Ложь произнес,
То пусть он до половины своей
Отгниет во рту, отпадет!
Пусть корень языка моего
Затвердев, как древесный сук,
Сквозь нёбо мое прорастет
Немотой меня поразит!
Много слов — нет добра!
Одно слово — добро!
Неколебимо слово мое,
Нерушима клятва моя!
Как закончил слово клятвы своей,
Закружился на месте абаасы;
Ветви рук широко распластав,
Грянулся на спину он,
Вверх лицом упал и уснул.
Шум дыханья его ноздрей
Неистово зашелестел.
Раскатистый храп его,
Как подземный гром, загремел...
Этот голос, как молния, пронизал
До костного мозга тело его;
Этот придушенный плач
Душу его потряс.
Сжалось сердце богатыря,
Жалость его обожгла,
Прислушиваться к песне он стал
И такие слова различил:
Прежде не знавшая слез,
Плачу и плачу я...
И откуда такая беда?
И откуда такая напасть?..
О! Стыдно,
Обидно мне,
Что я в жертву обречена
Чудовищу абаасы,
Что насильно унесена
В бедственный Нижний Мир!
Родичи солнечные мои,
Видите ли меня?
Слышите ли меня?..
Не гадала я в те года —
Когда в холе, в счастье росла,
В радости, в веселье цвела
Средь свободного народа айыы
Что похищена буду я
С лучистого лона
Отчей страны,
С зеленеющих луговин,
С золотистых ее долин,
Где в мареве синем
Тонет простор
Бескрайней Средней Земли!
Не думала я тогда,
Что буду заточена
В эту гнилью пропахшую тьму
Хохочущих трех преисподних бездн
И — в тяжелые кандалы
Закованная —
В железный чулан
Брошена буду я!
Лучше мне б совсем не рождаться на свет
От матери среброволосой моей,
Чем такое горе терпеть!
Лучше мне б не являться на свет
От златоволосого
Отца моего,
Чем такие муки терпеть!
О... О... О...
Нюргун узнал голос похищенной красавицы Туйаарымы-куо. Тут же он услышал и голос пропавшего без вести богатыря племени айыы Кюна Диирибинэ. Пленник успокаивает плачущую женщину, внушая ей надежду на избавление. Нюргун отыскал пленников. Кюн Диирибинэ ему рассказывает о преступлениях абаасы. До костного мозга тело его;
Этот придушенный плач
Душу его потряс.
Сжалось сердце богатыря,
Жалость его обожгла,
Прислушиваться к песне он стал
И такие слова различил:
Песня женщины
Ыый-ыыйбын! Аай-аабын! Прежде не знавшая слез,
Плачу и плачу я...
И откуда такая беда?
И откуда такая напасть?..
О! Стыдно,
Обидно мне,
Что я в жертву обречена
Чудовищу абаасы,
Что насильно унесена
В бедственный Нижний Мир!
Родичи солнечные мои,
Видите ли меня?
Слышите ли меня?..
Не гадала я в те года —
Когда в холе, в счастье росла,
В радости, в веселье цвела
Средь свободного народа айыы
Что похищена буду я
С лучистого лона
Отчей страны,
С зеленеющих луговин,
С золотистых ее долин,
Где в мареве синем
Тонет простор
Бескрайней Средней Земли!
Не думала я тогда,
Что буду заточена
В эту гнилью пропахшую тьму
Хохочущих трех преисподних бездн
И — в тяжелые кандалы
Закованная —
В железный чулан
Брошена буду я!
Лучше мне б совсем не рождаться на свет
От матери среброволосой моей,
Чем такое горе терпеть!
Лучше мне б не являться на свет
От златоволосого
Отца моего,
Чем такие муки терпеть!
О... О... О...
Кюн Диирибинэ
Дух, владыка
Немеряной глубины
Ледовитого моря
Муус Кудулу,
Своевольный
Уот Усутаакы
Безнаказанно до сих пор
Верхнего Мира
Лучших людей,
Величайших богатырей
Хватал, похищал,
Во прах обращал.
Огневым арканом своим
Он захлестывал нас —
Одного за другим.
В бездонную темницу свою,
Где, лязгая и гремя,
Защелкиваются затворы дверей,
Бросил нас —
Одного за другим.
Пленник рассказывает Нюргуну о трудностях боя с Уот Усутаакы и о его необыкновенных доспехах.Немеряной глубины
Ледовитого моря
Муус Кудулу,
Своевольный
Уот Усутаакы
Безнаказанно до сих пор
Верхнего Мира
Лучших людей,
Величайших богатырей
Хватал, похищал,
Во прах обращал.
Огневым арканом своим
Он захлестывал нас —
Одного за другим.
В бездонную темницу свою,
Где, лязгая и гремя,
Защелкиваются затворы дверей,
Бросил нас —
Одного за другим.
Сможешь ли ты
На нем раздробить
Восьмислойную стальную броню?
Ты сможешь ли
Мечом разрубить
Девятислойную литую броню?
Ты силен ли — десницей своей
У чудовища в дюжей спине
Становую жилу его,
Боевую жилу его разорвать?
Нюргун решил применить в бою с Уот Усутаакы хитрость. Он советует пленнице притвориться смиренной и склонить Уот Усутаакы к любовным утехам. На нем раздробить
Восьмислойную стальную броню?
Ты сможешь ли
Мечом разрубить
Девятислойную литую броню?
Ты силен ли — десницей своей
У чудовища в дюжей спине
Становую жилу его,
Боевую жилу его разорвать?
Уот Усутаакы
Аарт-Татай! Вот не ждал, не гадал!
Я-то думал — я гадок тебе,
А ты скучала тут без меня?
Ах ты, медногрудая пташка моя,
Ах ты, жаворонок златогрудый мой!
Ну-ка дай — поцелую тебя
В личико беленькое твое!
Ну-ка дай — приласкаю тебя!
Ну-ка дай — обнюхаю я тебя —
Медногрудую птичку мою,
Златогрудую синичку мою!
Всполошился Уот Усутаакы,
Заколотилось сердце его,
Задрожали кривые колени его,
Расстегнул он пояс железный свой,
Девятислойную распахнул
Кованую броню,
Защиту свирепой души.
Только он успел обнажить
Черное тело свое,
Как очутился пред ним,
Откуда ни возьмись,
Богатырь великий Средней Земли,
Буйно-резвый Нюргун Боотур.
Обнаженный свой длинный меч
Он в живот адьяраю всадил.
Удалого Уота Усутаакы,
Словно туес берестяной,
Ударом своим пронзил,
Черную печень его пропорол,
Многожильное сердце его
Смертельным клинком поразил;
Боевую, спинную жилу его
Пополам рассек.
Прославленный адьярай
Содрогнулся и простонал:
«О-ох! Татат! Татат-халяхай!»
И упал он, всхлипывая и хрипя,
Затрепетал, как рыба-гольян,
Насаженная на рожон,
Дрожью предсмертного задрожал...
Всем огромным телом забился он,
Выбил железную стену жилья,
Выкатился на простор
Вымощенного двора,
Заливая камни кровью своей.
Вот он, повержен, лежит,
Вор, на косматых ступнях
Выходивший
Разбойничать по ночам
Из подземелий своих!
Кривоногая тварь,
Кровавая пасть,
Не ты ль разорял
Золотые угодья айыы аймага?
Не ты ли, злодей, похищал
Солнцерожденных людей
С поводьями за спиной?
Не ты ль воровством,
Грабежом истреблял,
Напуская девяносто девять своих
Заклятий, обманных чар,
Золотых людей Кюн-Эркэн
С чембурами за спиной?
Я на шее твоей затянул аркан,
Я железной уздой тебя обуздал
За все преступленья твои!
Злодеяний твоих бадья
Переполнилась через край!
Срок настал — за все расплатиться тебе.
Навзничь я опрокинул тебя,
Брюхо твое распорол.
Прощайся с гиблой твоей страной,
Прощайся с ущербной своей луной,
Со щербатым солнцем своим,
Настала пора —
На части тебя,
Проклятого, распластать...
Спеши, прощайся теперь
С железным своим жильем,
С пылающим очагом!
Голос Нюргуна гремел, как гром,
А Уот Усутаакы
Бился огромным телом своим
В судорогах предсмертных мук,
Изрыгая из пасти огонь.
Трудно было ему умирать...
Кровью захлебываясь, хрипя,
Зубами железными он скрежетал.
Испуская рев из глубин
Чрева чудовищного своего,
Кровью харкая,
Сукровицей плюясь,
Он заговорил, зашипел,
Будто плеснули водой
На раскаленный металл.
Тошно мне!
Жжет, горит...
Тяжко погибать,
Страшно умирать!
Тяжело, нестерпимо мне!
Победил ты, перехитрил!
Ох, постыдно мне!
Одолел ты меня, свалил,
Ох! Обидно мне!
Грозной я поражен рукой,
Поздно мне тягаться с тобой.
Прощай, мой великий,
Гордый отец,
Муус Суорун — нетающий лед,
Уот Солуонньай —
Тающий лед,
Что был до начала времен сотворен,
Дабы породить
Бездонное море,
Огнереющее Муус Кудулу!
Эй, мой сумрачный Нижний Мир,
Темная отчизна моя,
Где щербато солнце
Где месяц щербат!
Эй, владыка заклятий и чар —
Заговоренный на остром клинке,
Зарубленный на посошке!
Эй, сородичи вы мои —
Страшные Хапса Буурай,
Сидящие на кровавых кошмах,
Эй, сородичи удалые мои —
Свирепые Нюкэн Буурай,
Живущие в трех преисподних мирах!
Все прощайте,
Все — навсегда,
На вечные времена!
Ох, как рана моя болит...
Все нутро мне огнем палит...
Поверженный Уот Усутаакы просит Нюргуна повторить свой удар:Я-то думал — я гадок тебе,
А ты скучала тут без меня?
Ах ты, медногрудая пташка моя,
Ах ты, жаворонок златогрудый мой!
Ну-ка дай — поцелую тебя
В личико беленькое твое!
Ну-ка дай — приласкаю тебя!
Ну-ка дай — обнюхаю я тебя —
Медногрудую птичку мою,
Златогрудую синичку мою!
Всполошился Уот Усутаакы,
Заколотилось сердце его,
Задрожали кривые колени его,
Расстегнул он пояс железный свой,
Девятислойную распахнул
Кованую броню,
Защиту свирепой души.
Только он успел обнажить
Черное тело свое,
Как очутился пред ним,
Откуда ни возьмись,
Богатырь великий Средней Земли,
Буйно-резвый Нюргун Боотур.
Обнаженный свой длинный меч
Он в живот адьяраю всадил.
Удалого Уота Усутаакы,
Словно туес берестяной,
Ударом своим пронзил,
Черную печень его пропорол,
Многожильное сердце его
Смертельным клинком поразил;
Боевую, спинную жилу его
Пополам рассек.
Прославленный адьярай
Содрогнулся и простонал:
«О-ох! Татат! Татат-халяхай!»
И упал он, всхлипывая и хрипя,
Затрепетал, как рыба-гольян,
Насаженная на рожон,
Дрожью предсмертного задрожал...
Всем огромным телом забился он,
Выбил железную стену жилья,
Выкатился на простор
Вымощенного двора,
Заливая камни кровью своей.
Нюргун Боотур
Смотрите, богатыри! Вот он, повержен, лежит,
Вор, на косматых ступнях
Выходивший
Разбойничать по ночам
Из подземелий своих!
Кривоногая тварь,
Кровавая пасть,
Не ты ль разорял
Золотые угодья айыы аймага?
Не ты ли, злодей, похищал
Солнцерожденных людей
С поводьями за спиной?
Не ты ль воровством,
Грабежом истреблял,
Напуская девяносто девять своих
Заклятий, обманных чар,
Золотых людей Кюн-Эркэн
С чембурами за спиной?
Я на шее твоей затянул аркан,
Я железной уздой тебя обуздал
За все преступленья твои!
Злодеяний твоих бадья
Переполнилась через край!
Срок настал — за все расплатиться тебе.
Навзничь я опрокинул тебя,
Брюхо твое распорол.
Прощайся с гиблой твоей страной,
Прощайся с ущербной своей луной,
Со щербатым солнцем своим,
Настала пора —
На части тебя,
Проклятого, распластать...
Спеши, прощайся теперь
С железным своим жильем,
С пылающим очагом!
Голос Нюргуна гремел, как гром,
А Уот Усутаакы
Бился огромным телом своим
В судорогах предсмертных мук,
Изрыгая из пасти огонь.
Трудно было ему умирать...
Кровью захлебываясь, хрипя,
Зубами железными он скрежетал.
Испуская рев из глубин
Чрева чудовищного своего,
Кровью харкая,
Сукровицей плюясь,
Он заговорил, зашипел,
Будто плеснули водой
На раскаленный металл.
Уот Усутаакы
Больно мне! Тошно мне!
Жжет, горит...
Тяжко погибать,
Страшно умирать!
Тяжело, нестерпимо мне!
Победил ты, перехитрил!
Ох, постыдно мне!
Одолел ты меня, свалил,
Ох! Обидно мне!
Грозной я поражен рукой,
Поздно мне тягаться с тобой.
Прощай, мой великий,
Гордый отец,
Муус Суорун — нетающий лед,
Уот Солуонньай —
Тающий лед,
Что был до начала времен сотворен,
Дабы породить
Бездонное море,
Огнереющее Муус Кудулу!
Эй, мой сумрачный Нижний Мир,
Темная отчизна моя,
Где щербато солнце
Где месяц щербат!
Эй, владыка заклятий и чар —
Заговоренный на остром клинке,
Зарубленный на посошке!
Эй, сородичи вы мои —
Страшные Хапса Буурай,
Сидящие на кровавых кошмах,
Эй, сородичи удалые мои —
Свирепые Нюкэн Буурай,
Живущие в трех преисподних мирах!
Все прощайте,
Все — навсегда,
На вечные времена!
Ох, как рана моя болит...
Все нутро мне огнем палит...
Умоляю тебя,
Заклинаю тебя,
Если есть еще сила в деснице твоей,
Ты еще удар нанеси,
Поскорей меня добей!
Жизнь мою укороти,
Муки мои прекрати!
Но отважная Туйаарыма-куо бросается к батыру с криком: Заклинаю тебя,
Если есть еще сила в деснице твоей,
Ты еще удар нанеси,
Поскорей меня добей!
Жизнь мою укороти,
Муки мои прекрати!
Туйаарыма-куо
Погоди, мой старший брат Тойоон!
Постой,
От второго удара меча
Оборотень адьярай
Исцеляется, говорят,
Подымается, говорят,
Полный несокрушимых сил.
И тогда настанет беда —
Не спасемся мы никогда!
Так закричала Туйаарыма-куо,
За руку Нюргуна схватив;
Дыбом от ужаса на голове
Волосы у нее поднялись.
«Ну спасибо, сестра!
Отвела напасть...» —
Ответил Нюргун Боотур;
И невольно попятился он —
Неистовый исполин
Солнечной Срединной Земли.
О-о, гибель моя!
Если б ты ударил меня,
Встал бы я,
Поборолся с тобой!
Видно, этому не бывать...
Видно, жить тебе,
А мне умирать!
Так молвил коснеющим языком
Уот Усутаакы
И со стоном дух испустил...
А потом
Нюргун Боотур
Задел, поведя плечом,
Железную перегородку жилья,
Рухнула перегородка, гремя,
Поглядел в пролом богатырь
И увидел: там —
В подземелье — стоят
Сорок четыре богатыря,
Пропавшие
В прежние времена,
Нанизанные на огневой аркан
О девяноста девяти крюках,
О восьмидесяти восьми замках.
Иссохшие, как скелеты, стоят
Исполины-богатыри,
Чуть дыша,
Чуть ресницами шевеля.
Могучий Нюргун —
Он медлить не стал,
Он по гулким ступеням сбежал
В подземелье,
В поганый провал,
Поднатужась, с криком
Трижды рванул
Заколдованный огневой аркан,
Прикованный к стене
Девяноста и девятью крюками,
Осмьюдесятью восемью замками.
Он с такою силой рванул,
Что бедственный Нижний Мир
Содрогнулся в смятении,
Всколыхнулся,
Всплеснулся, словно вода
В берестяном туеске
Но огневой волшебный аркан,
Рассыпая искры огня,
Растянулся, визжа и звеня,
Как жильная струна,
И стянулся туже, чем прежде, опять,
И рванулся на прежнее место опять.
Не поддался богатырю.
Герой одолел и это препятствие. Он расколол каменный столб, на котором держался свод крепостей абаасы.Постой,
От второго удара меча
Оборотень адьярай
Исцеляется, говорят,
Подымается, говорят,
Полный несокрушимых сил.
И тогда настанет беда —
Не спасемся мы никогда!
Так закричала Туйаарыма-куо,
За руку Нюргуна схватив;
Дыбом от ужаса на голове
Волосы у нее поднялись.
«Ну спасибо, сестра!
Отвела напасть...» —
Ответил Нюргун Боотур;
И невольно попятился он —
Неистовый исполин
Солнечной Срединной Земли.
Уот Усутаакы
О-о, мука моя! О-о, гибель моя!
Если б ты ударил меня,
Встал бы я,
Поборолся с тобой!
Видно, этому не бывать...
Видно, жить тебе,
А мне умирать!
Так молвил коснеющим языком
Уот Усутаакы
И со стоном дух испустил...
А потом
Нюргун Боотур
Задел, поведя плечом,
Железную перегородку жилья,
Рухнула перегородка, гремя,
Поглядел в пролом богатырь
И увидел: там —
В подземелье — стоят
Сорок четыре богатыря,
Пропавшие
В прежние времена,
Нанизанные на огневой аркан
О девяноста девяти крюках,
О восьмидесяти восьми замках.
Иссохшие, как скелеты, стоят
Исполины-богатыри,
Чуть дыша,
Чуть ресницами шевеля.
Могучий Нюргун —
Он медлить не стал,
Он по гулким ступеням сбежал
В подземелье,
В поганый провал,
Поднатужась, с криком
Трижды рванул
Заколдованный огневой аркан,
Прикованный к стене
Девяноста и девятью крюками,
Осмьюдесятью восемью замками.
Он с такою силой рванул,
Что бедственный Нижний Мир
Содрогнулся в смятении,
Всколыхнулся,
Всплеснулся, словно вода
В берестяном туеске
Но огневой волшебный аркан,
Рассыпая искры огня,
Растянулся, визжа и звеня,
Как жильная струна,
И стянулся туже, чем прежде, опять,
И рванулся на прежнее место опять.
Не поддался богатырю.
И сорвался натянутый туго аркан
С чародейных своих укреп,
И рассыпался,
И пропал
В пропасти нюкэнов глухих.
Тут сорок четыре богатыря,
Нанизанные на аркан
Сквозь проколы меж двух костей
Иссохших предплечий своих,
Освобожденные наконец, —
Выбежали из подземной тюрьмы
И с четырех окружили сторон
Избавителя своего.
Средь залитою кровью
Долины смертей,
Закричали громко: «Уруй! Уруй! —
Нюргуна благодаря. —
Пусть на три века
родлится твой век!
Пусть изобилье твое
Не расточится за девять веков!
Неомрачаемым счастьем сияй,
Ни в чем ущерба не знай!
Многочаден да будет твой дом,
Всяческим наполнен добром!
Да расплодятся твои
Бесчисленные стада!
Да не коснутся твоих детей
Нужда, болезни, беда!
За то, что ты нас
От гибели спас,
Мы в трудный час
Отплатим тебе,
А если не будет нужды
Отплатим рыси твоей.
Счастья тебе!
Удачи тебе!
Уруй айхал!» —
Прокричали богатыри.
Трижды поклонились они
Трем его темным теням,
Троекратно поцеловали они
Верхнюю Нюргуна губу,
Шестикратно понюхали чередом
Нижнюю Нюргуна губу.
Иные богатыри
Белыми кречетами оборотились,
Широкие распрямили хвосты,
Высоко взвились,
Унеслись.
Другие богатыри
В пестрокрылых орлов превратились
Шумно в высоту поднялись,
Солнце закрыли,
Небо затмили
В незнаемой скрылись дали...
Туча темная подплыла,
Многолапая,
С лохматою гривой...
И смотри —
Остальные богатыри
В глубину этой тучи вошли...
И умчались, развеялись дымом,
Растаяли, как туман,
Без следа...
С чародейных своих укреп,
И рассыпался,
И пропал
В пропасти нюкэнов глухих.
Тут сорок четыре богатыря,
Нанизанные на аркан
Сквозь проколы меж двух костей
Иссохших предплечий своих,
Освобожденные наконец, —
Выбежали из подземной тюрьмы
И с четырех окружили сторон
Избавителя своего.
Средь залитою кровью
Долины смертей,
Закричали громко: «Уруй! Уруй! —
Нюргуна благодаря. —
Пусть на три века
родлится твой век!
Пусть изобилье твое
Не расточится за девять веков!
Неомрачаемым счастьем сияй,
Ни в чем ущерба не знай!
Многочаден да будет твой дом,
Всяческим наполнен добром!
Да расплодятся твои
Бесчисленные стада!
Да не коснутся твоих детей
Нужда, болезни, беда!
За то, что ты нас
От гибели спас,
Мы в трудный час
Отплатим тебе,
А если не будет нужды
Отплатим рыси твоей.
Счастья тебе!
Удачи тебе!
Уруй айхал!» —
Прокричали богатыри.
Трижды поклонились они
Трем его темным теням,
Троекратно поцеловали они
Верхнюю Нюргуна губу,
Шестикратно понюхали чередом
Нижнюю Нюргуна губу.
Иные богатыри
Белыми кречетами оборотились,
Широкие распрямили хвосты,
Высоко взвились,
Унеслись.
Другие богатыри
В пестрокрылых орлов превратились
Шумно в высоту поднялись,
Солнце закрыли,
Небо затмили
В незнаемой скрылись дали...
Туча темная подплыла,
Многолапая,
С лохматою гривой...
И смотри —
Остальные богатыри
В глубину этой тучи вошли...
И умчались, развеялись дымом,
Растаяли, как туман,
Без следа...
© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.