6. Хозяйка Похьелы обещает выдать свою дочь за того, кто выкует Сампо
Восемь дней и восемь ночей бросали волны старого, мудрого Вяйнемейнена с гребня на гребень. Как сосновую ветку, кидало его из стороны в сторону, словно еловый сучок, кружило по морским дорогам. Куда ни взглянет Вяйнемейнен — перед ним только синее море, поднимет голову — над ним только синее небо. Из последних сил держится Вяйнемейнен за пенистые гребни. А помощи ждать неоткуда. Со всех сторон подстерегает его гибель. Если не потонет погибнет с голоду, если не погибнет с голоду — потонет. «Горе мне, — думает Вяйнемейнен, — горе мне, сыну несчастья! Зачем оставил я свою землю? Зачем покинул родную страну? Не поставишь дом на морских волнах, не укрепишь стены ветром». Летел над морем орел — не сказать, что из самых больших, но и не из самых маленьких: одним крылом задевает волны, другим крылом задевает тучи, хвостом море бороздит, клювом в берег упирается. Посмотрел орел направо, поглядел налево и увидел в волнах Вяйнемейнена. — Что ищешь ты в море, старый, мудрый Вяйнемейнен? — спрашивает орел. — Почему качаешься на синих волнах? Отвечает ему Вяйнемейнен: — Вот послушай, что со мной случилось. Задумал я взять жену в свой дом и поехал свататься к красавице Похьелы. Да на беду подкосились ноги у моего коня и потонул он в морской пучине. А я в волны упал. Уже восемь долгих дней качаюсь я на хребте синего моря. Из последних сил держусь за пенистые гребни. Все руки себе сбил, ногти обломал! Видно, пришел мне, сыну несчастья, конец! — Не печалься, — говорит ему орел. — Садись ко мне на спину, и я понесу тебя куда хочешь. Я ведь помню тот день, помню то доброе время, когда оставил ты на полянах Калевалы березу, чтобы отдыхали на ней перелетные птицы, чтобы и я, небесный орел, мог посидеть на ее ветках. Пришел теперь мой черед отплатить тебе добром за добро. Спустился орел еще ниже и подставил Вяйнемейнену свое могучее крыло. Взобрался Вяйнемейнен к орлу на спину, и полетели они дорогой весенних ветров в сумрачную Похьелу, в суровую Сариолу. Немного прошло времени, и достигли они туманных берегов чужой земли. Тут оставил орел Вяйнемейнена, а сам опять взвился в небо, могучими крыльями зашумел в вышине. Холодно, темно в Похьеле. Даже воздух и тот застыл на морозе. По снежным полям скачут здесь снежные зайцы, в снежных реках купаются снежные утки, над застывшими водопадами пролетают ледяные лебеди. До самого сердца пробрал Вяйнемейнена холод. Немилой показалась ему чужая земля, и пошел он искать дорогу в родные места — туда, где слушал в тенистых рощах кукушку и на цветущих полянах Осмо складывал веселые песни. Долго он шел. Нигде ни дороги, ни тропинки. Совсем опечалился Вяйнемейнен. Чернее угля, темнее смолы стали его думы. Сел он на прибрежный камень и горько заплакал. Рано утром вышла из дому молодая работница, что прислуживала самой хозяйке Похьелы, злой старухе Лоухи. Поспорила она с солнцем, кто раньше встанет. И вот еще петухи не пропели, еще солнце не открыло своих глаз, а она уже взялась за работу. Остригла пять овец, сняла шерсть с шести ягнят, наткала сукна, вымыла столы, чистым веником подмела пол, а потом собрала сор на медную лопатку и вынесла во двор. И вдруг слышит — плачет кто-то вдалеке. Бросилась она в дом и говорит старухе Лоухи: — Слушай, хозяйка, кто-то стонет и плачет на берегу. Может, это малые дети слезы льют? Или женщины причитают? Вышла старая Лоухи, хозяйка Похьелы, не крыльцо, послушала одним ухом, послушала другим и говорит: — Так не плачут дети. И женщины так не причитают. Это плачет сильный муж, могучий герой. Беги скорее, веди его ко мне в дом! Побежала служанка на берег моря. В густом ивняке нашла она Вяйнемейнена и привела в дом старухи Лоухи. Весь он избит злыми волнами. Борода у него растрепалась, волосы повисли клочьями. Сотни ран у него на теле. Тысячи ударов обрушил на него ветер. Спрашивает его хозяйка Похьелы: — Скажи мне, бедный старик, кто ты такой, откуда родом? Отвечает ей Вяйнемейнен: — Был я певцом в родных долинах Калевалы, в зеленых дубравах Вяйнелы. На радость людям пел я свои песни, чтобы весельем начиналось их утро, чтобы светлым был долгий день и ясным — вечер. Но теперь постигло меня горе, и я сам не знаю, кто я такой. — Какое же горе постигло тебя, Вяйнемейнен? — спрашивает старая Лоухи. — Поведай мне, какое несчастье случилось с тобой? — Коли хочешь знать — слушай, — отвечает ей Вяйнемейнен. — Вот уже сколько дней не могу я найти дорогу в родные края. Поэтому, я и плачу, что по чужой земле ступают мои ноги, через чужие ворота вошел я в чужой двор, перешагнул через чужой порог, открыл чужую дверь. Не радует меня на чужбине и береза, больно ранит мое сердце ольха. Здесь все деревья — мои враги, каждая ветка — бьет меня по лицу. Только ветер, что примчался с далекой моей родины, — мой товарищ. Только солнце, что светит над моей любимой Калевалой, — мой друг на этой чужой земле. — Напрасно ты горюешь, Вяйнемейнен, — говорит ему старуха Лоухи. Оставайся лучше здесь. Будет у тебя вдоволь и семги и свинины. Забудешь ты о своей Калевале, заживешь в нашем краю, не зная забот. Отвечает ей Вяйнемейнен: — Нет радости тому, кто покинул родину. Не знать ему счастья на чужбине. Нам сладка в краю родимом
И вода, что из-под лаптя.
На чужбине мед нам горек,
В раззолоченном сосуде.
— А что ты мне дашь, если я помогу тебе вернуться домой? — спрашивает злая Лоухи, хозяйка вечно мрачной Похьелы. — Выбирай, что тебе больше по душе, — говорит Вяйнемейнен. — Хочешь дам шапку серебра, хочешь — мешек золота. Ничего мне не жаль. Только бы услышать снова, как поют птицы в родных рощах! — О старый, мудрый Вяйнемейнен, — говорит хозяйка Похьелы, — ошибся ты на этот раз. На что мне серебро? На что мне золото? Золото — только молодым забава. Серебро — только коням украшенье. Скажи-ка лучше, сможешь ли ты. Говорит ей Вяйнемейнен: — Нет, не могу я выковать Сампо, не могу украсить пеструю крышку. Но если ты поможешь мне вернуться на родину, я пришлю тебе кователя Илмарийнена. Самый искусный он во всем свете мастер. Ведь это он выковал небо, он выковал крышу воздуха — да так, что нигде ни одной зазубринки не видно и даже следов от клещей нигде не осталось. Илмарийнен тебе и Сампо выкует. Отвечает ему хозяйка Похьелы, злая старуха Лоухи: — Хорошо, поверю твоему слову. Покажу тебе дорогу на родину. Только уж дочери моей, моего весеннего цветочка, моей веселой птички, тебе не видать. За того отдам я ее замуж, кто выкует мне Сампо. Вывела старая Лоухи из конюшни резвого коня, запрягла его в сани и говорит Вяйнемейнену: — Слушай, что скажу тебе, — пока не доедешь до дому, не поднимай головы, не гляди на небо, а не то беда случиться. Взмахнул Вяйнемейнен кнутом, и понеслись сани по дороге. Из туманной Похьелы, из суровой Сариолы домой, в родные края, едет старый, мудрый Вяйнемейнен. И вода, что из-под лаптя.
На чужбине мед нам горек,
В раззолоченном сосуде.
© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.