33. Хозяйка Похьелы похищает солнце и месяц
Прослышала хозяйка Похъелы, злая старуха Лоухи, что не пропало чудесное Сампо, что даже обломки его приносят счастье и богатство сынам Калевалы. Не спит она и не ест, об одном думает: как бы извести ненавистное племя. Наслала злая старуха на Калевалу болезни, но одолел их старый, мудрый Вяйнемейнен и заточил в каменную гору. Выгнала она из лесной чащи медведя, чтобы разорвал он тучные стада Калевалы, но убил медведя старый, мудрый Вяйнемейнен. И снова мир и покой сошли на поля и рощи Калевалы. Под звуки поющего кантеле, под песни старого, мудрого Вяйнемейнена радостью начиналось утро в жилищах Калевалы, весельем кончался вечер. Донеслись песни Вяйнемейнена до самого неба. Выглянул из своей избушки месяц, вышло солнце из своих золотых покоев, и спустились небесные светила пониже, чтобы послушать, как играет на кантеле старый, мудрый Вяйнемейнен. Ясный месяц уселся на берёзу, а солнце тут же рядышком опустилось на сосну да так и засияло от удовольствия. Слушают солнце и луна Вяйнемейнена и не могут наслушаться. А старуха Лоухи не дремлет. «Не хотел Вяйнемейнен, чтобы Сампо мне служило, — думает злая хозяйка Похъёлы, — так теперь солнце и месяц будут мне служить». Никто не видел, никто не слышал, как пробралась она в Калевалу. Схватила старая Лоухи с берёзы месяц, сунула за пазуху солнце и побежала к себе в Похъелу. Да по дороге прихватила ещё огонь из очагов, чтобы и в жилищах Калевалы не стало света. Прибежала злая старуха домой и запрятала солнце и месяц в глубине медного утеса, в темных недрах каменной горы. Заперла пещеру десятью замками, десятью засовами и радуется: — Не гулять больше солнцу и месяцу по небесному простору! Не будут они светить людям Калевалы! И вот наступила на земле и на небе непроглядная ночь. Затосковали на земле люди и звери, замолкли в лесу птицы, поникли цветы и травы. Даже Укко, повелитель туч и ветров, заскучал в своих тёмных покоях. Вышел он из своего дома в синих чулочках, в пёстрых башмачках, посмотрел туда, посмотрел сюда — что за чудо? Не видать нигде ни солнца, ни месяца. Удивляется Укко: что это с ними случилось? Стал он их искать, а их нигде нет. Рассердился Укко. Вынул из ножен свой огненный меч и ударил о край тучи. От могучего удара вспыхнула в небе огненная искра. Спрятал её Укко в златотканый мешочек, мешочек положил в серебряный ларец и дал деве воздуха, чтобы вырастила она из этой искры молодой месяц и новое солнце. Уселась дева воздуха на краю облака, положила огненную искру в золотую люльку, подвесила люльку на серебряных цепях к небесному своду и качает неразумное дитя — беспокойный огонь. Вверх и вниз взлетает люлька, и час от часу ярче и сильнее разгорается огонь. Взяла его дева воздуха на руки, тешит его, ласкает, баюкает. И вдруг уронила нерадивая нянька своё дитя, выпустила из рук небесную искру. Страшный гром прошёл по тучам, распахнулись воздушные двери, и с шумом, с грозным шипеньем пронеслась горящая искра через все девять небес на землю. Увидел старый, мудрый Вяйнемейнен, как мелькнул в небе свет, и говорит Илмаринену: — Пойдём-ка, друг, посмотрим: что это за огонь упал на землю? Снарядили они лодку и отправились в путь. А небесный огонь бежит-катится по земле. Все поля сжег, все болота опалил и упал в озеро. Закипели озерные воды, огненными потоками выплеснулись из берегов. Плохо пришлось тут рыбам. Не знают они, как спастись от беды. Вызвался окунь поймать огненную искру — не поймал. Взялся ерш ее догнать — не догнал. Вышел тогда на охоту сиг. Изловил он злую искру и проглотил, словно червяка. И сразу утихли, улеглись волны. А бедный сиг места себе не находит. Жжёт его изнутри огонь, сил нет терпеть муку! Пожалела сига пеструшка, проглотила его. И сама не обрадовалась! Бросилась она к скалам, где живут сёмги, к пещерам, где живут сомы, просит в беде помочь. Только никто ей помочь не может. Наконец сжалилась над пеструшкой щука и проглотила её вместе с огненной искрой. Жжет огонь щуку, не даёт покоя. Щука и хвостом по воде бьёт, и волчком вертится, а избавиться от огненной искры не может. Ныряет она на самое дно, мечется вдоль берегов — нет нигде ей спасенья. И, глядя на неё, каждый островок в море, каждая бухта на берегу печально говорит: — Ах, если бы нашёлся кто-нибудь, кто убил бы эту бедную щуку, кто прекратил бы её мученья! Услышал эти слова старый, мудрый Вяйнемейнен и спрашивает: — Отчего так мучается эта щука? Кто заставил ее страдать, несчастную? Отвечают ему острова и бухты, говорят ему берега и волны: — Оттого эта щука так мучается, что проглотила она небесный огонь. Обрадовался Вяйнемейнен. Недолго думая, принялся он вместе с Илмариненом плести из мочала сеть. Закинули сеть в море и ждут. Первый раз вынули сеть — ершей и плотиц хоть отбавляй, а серая щука не попалась. Второй раз вытащили сеть — много всякой рыбы поймали. И сигов, и лещей, и лососей, и окуней. А серой щуки опять нет. Удивляются рыбы, говорят друг другу: — Видно, перевелись в Калевале славные герои, если не могут они поймать серую щуку! Услышал Вяйнемейнен, что говорят рыбы, и принялся плести новую сеть из крепких льняных ниток. Шириной эта сеть в сто сажен, длиной в семьсот сажен, в ней тысяча петель, сто тысяч узлов. И вот снова вышли в море герои Калевалы. У вёсел сидит Илмаринен, а старый, мудрый Вяйнемейнен закидывает невод в глубину морских вод. Опустил он один край, опустил другой и говорит такие слова, молвит такие речи: — Ты, глубин хозяин, Ахто,
Перерой всё дно морское,
В тростниках поройся палкой,
К нам сгоняй ты рыбьи стаи!
Рыб гони из всех заливов.
Выгоняй из ям глубоких,
Из великой глуби моря,
Где и днём не светит солнце,
Где никто по дну морскому
Не ступал ещё от века!
И когда в третий раз Вяйнемейнен вытащил сеть на берег, увидел он, что бьется в ней серая щука. Серебряным ножом с золотой рукояткой разрезал ей Вяйнемейнен живот и вынул пеструшку. Разрезал живот пеструшке — и достал синего сига. Разрезал живот сигу — и выпал оттуда красный уголёк, огненная искра. Только дотронулся до неё Вяйнемейнен, как вдруг вспыхнула она ярким пламенем, вырвалась из его рук и побежала по берегу. Взбирается огонь на ели, карабкается на сосны, всё по пути сжигает. А по следам огня спешит-торопится Вяйнемейнен. Между двух мшистых пней, в дупле старой ольхи, догнал он злую искру. Говорит ей старый, мудрый Вяйнемейнен: — Ну куда ты стремишься без цели, без дела? Лучше бы вернулся ты, огонь, в избы и поселился в наших очагах. Днём плясал бы ты в печках, жёг бы берёзовые поленья, а ночью отдыхал бы под тёплыми углями. И смирился огонь перед мудрым словом. Положил Вяйнемейнен искру в медный котёл и понёс в родную страну, чтобы зажёгся свет в жилищах Калевалы, чтобы снова запылали очаги в тёмных холодных домах. Перерой всё дно морское,
В тростниках поройся палкой,
К нам сгоняй ты рыбьи стаи!
Рыб гони из всех заливов.
Выгоняй из ям глубоких,
Из великой глуби моря,
Где и днём не светит солнце,
Где никто по дну морскому
Не ступал ещё от века!
© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.