Евгений Шварц
Два друга — хомут и подпруга
Жили-были два друга — Хомут и Подпруга. Была у них кобыла да тетка Ненила. Кобыла сивая, а тетка красивая. Занедужилось тетке — щучья кость застряла в глотке. От косточки щучьей стал у нее голос страшный, хрипучий. Стали косточку тащить — поломали клещи. — Ну, — хрипит Ненила, — без клещей мне могила. Накормлю я вас щами и езжайте в город за клещами. И Подпруга и Хомут в один голос ревут, слезы льют на бороды, боятся они города. Ну, тетка Ненила ребят пристыдила, похлебали они щей — и в город скорей. Пришел поезд на вокзал, носильщик толпой побежал, у каждого на груди бляха — затрясся Подпруга от страха. Бегут люди нумерованные, бегут вещи запакованные. — Караул! Это воры, больно на ногу скоры! — Нет, — говорит Хомут, — они вещи при всех берут. А вот зачем у них номерки возле правой руки? — А это, — говорит Подпруга, — чтобы знать, как позвать друг друга. Кажись, говорила Ненила, что на всех здесь имен не хватило. Ведь всего-то полсотни имен, а народу в городе мильон. Вот заместо имен номерки возле правой руки. Вышли с вокзала — обоим жарко стало. Во все стороны улицы, извозчики кружатся. Зашептались Хомут и Подпруга, схватили под мышки друг друга. Очухался первым Хомут: — Где же здесь клещи продают? Идет мимо тетка, меха до подбородка, каблуки в аршин и юбкой шуршит. — Тетя, — говорит Хомут, — где же здесь клещи продают? А она лицо воротит: — Какая я вам тетя? Взял ее за локоть Подпруга: «Объясни, не сердись, будь другом!» А она: «Это что за за манера — поди да спроси милиционера!» Ткнула в площадь пальцем и поплыла с перевальцем. Глянули ребята на площадь, а на площади лошадь залезла на ящик, глазища таращит, на лошади бородач, пудов в десять силач, в плечах широк, рука в бок — милиционер и есть: «Где же тут клещи, ваша честь?» Молчит дядя, поверх ребят глядя. Покричали с полчаса, надорвали голоса. Озлился Хомут: — Ты хоть важный, а плут! Думаешь, дадим на чай? Так на, получай, вот тебе шиш за то, что молчишь! Вдруг идет малец, панельный купец, сам с ноготок, на брюхе лоток. — Кричать, — говорит, — бесполезно, бородач-то у нас железный. Дурья твоя голова — видишь, на ящике слова: «Мой сын и мой отец при жизни казнены, а я пожал удел посмертного бесславья, торчу здесь пугалом чугунным для страны, навеки сбросившей ярмо самодержавья!» — Прости, — говорит Хомут, — мы приезжие тут. А где бы нам купить клещи? — А ты кузнечный ряд ищи. — А где ж кузнечный ряд? — А туда идут все трамваи подряд. — Ваша честь, а как нам на трамвай сесть? — Вы ступайте-ка на двор, там в конце двора забор, у забора станьте да на небо гляньте, ухватитесь за живот и орите во весь рот: «Трамвай подавай, трамвай подавай!» Вошли ребята во двор, отыскали забор, ухватились за живот, заорали во весь рот: «Трамвай подавай» да «Трамвай подавай!» Дворник подбежал с метлой, а они ему: «Постой, не мешай, не замай, трамвай подавай!» Дворник крякнул, метлу оземь брякнул, взял ребят за шиворот, за ворота выволок. — Ну, — говорит Хомут, — коль трамваи не идут, значит, дело неспроста, значит, заняты места. Пойдем пешком, добредем шажком. Орут друг на друга Хомут и Подпруга, стоят у машины, глядят на шины. А шофер молодой — в мех ушел бородой, с присвистом дышит, уснул и не слышит. — Экой ты бестолковый! Говорят тебе, обод дубовый! — Эх ты, неумытая рожа! Говорят тебе — это кожа. — На вот тебе ножик, ткни-ка — дуб или кожа. Ткнул ножом Подпруга, ошалел от испуга. Лопнула шина, дрогнула машина. Заорал шофер со сна. Ударил в сигнал. Зарычал гудок, а ребята наутек. Дошли до угла — голова кругом пошла. Суета и давка, что ни шаг, то лавка. Ситец в цветочек — тетке на платочек! — Купец, — говорит Хомут, — а почем у вас ситец продают? — За этот полтина для хорошего гражданина... — Отрежь аршин! — Виноват, гражданин! Аршинов больше нет, продают у нас на метр. — Ладно, — говорит Хомут, — продают — так продают. Купил Хомут ситца, а Подпруга на сахар косится. — Почем сахар? — Двадцать пять. — Так и быть, придется взять. — Сколько прикажете отвесить? — Да этак — метров десять! Поглядел купец сурово, не сказал ни слова, погрозил приятелям и ушел к другим покупателям... 1925