Глава VIII
На «Дункане» стало одним славным человеком больше
Между тем яхта благодаря попутным течениям у берегов Северной Африки быстро приближалась к экватору. 30 августа показался остров Мадейра. Гленарван, помня свое обещание, сообщил Паганелю, что «Дункан» может сделать там остановку, чтобы высадить ученого на берег. — Дорогой Гленарван, — ответил Паганель, — давайте поговорим с вами попросту, без церемоний. Скажите, намеревались ли вы до моего появления сделать остановку у Мадейры? — Нет, — сказал Гленарван. — Тогда разрешите мне использовать мою злосчастную рассеянность. Остров Мадейра слишком хорошо известен. Он не представляет никакого интереса для географа. Все о нем уже сказано и написано; к тому же когда-то знаменитое тамошнее виноделие теперь в полнейшем упадке. Подумайте только: на Мадейре больше нет виноградников! В 1813 году там добывалось двадцать две тысячи пип 1 вина, а в 1845 году количество это снизилось до двух тысяч шестисот шестидесяти девяти пип. В настоящее же время оно не составляет и пятисот пип. Прискорбное явление! Итак, если вам безразлично, сделать ли остановку здесь или у Канарских островов… — Тогда сделаем остановку у Канарских островов, — ответил Гленарван, — они у нас на пути. — Я это знаю, дорогой Гленарван. А Канарские острова, состоящие из трех групп, представляют большой интерес для изучения, не говоря уже о Тенерифском пике — мне всегда хотелось его увидеть. Теперь же как раз представится для этого удобный случай. Им я воспользуюсь и в ожидании судна, которое доставит меня обратно в Европу, поднимусь на эту знаменитую гору. — Как вам будет угодно, дорогой Паганель, — невольно улыбаясь, ответил Гленарван. И у него были основания улыбаться. Канарские острова находятся недалеко от Мадейры, всего в двухстах пятидесяти милях — расстояние незначительное для такой быстроходной яхты, как «Дункан». 31 августа в два часа дня Джон Манглс и Паганель разгуливали по палубе. Француз забрасывал своего компаньона вопросами относительно Чили. — Господин Паганель! — вдруг прервал его капитан, указывая на какую-то точку на южной стороне горизонта. — Что такое, дорогой капитан? — отозвался ученый. — Соблаговолите посмотреть вон в ту сторону. Вы ничего там не видите? — Ничего. — Вы не туда смотрите, — это не у горизонта, но повыше, среди облаков. — Среди облаков? Сколько я ни смотрю… — Ну вот, теперь взгляните по направлению рейки бушприта 2. — Ничего не вижу. — Да вы просто не хотите видеть! Но поверьте мне, что хотя мы еще и в сорока милях от Тенерифского пика, его остроконечная вершина уже ясно вырисовывается над горизонтом. Хотел Паганель видеть эту гору или нет, но через несколько часов ему, чтобы не прослыть слепым, пришлось согласиться с Джоном Манглсом. — Наконец-то вы ее видите, — сказал ему капитан. — Да, да, вижу совершенно ясно. И это и есть так называемый Тенерифский пик? — пренебрежительно прибавил географ. — Он самый. — А он производит впечатление не очень высокой горы. — Однако он возвышается на одиннадцать тысяч футов над уровнем моря. — Но ему, во всяком случае, далеко до Монблана. — Возможно, но когда дело дойдет до подъема на эту гору, пожалуй, и вы тогда найдете, что она довольно-таки высока. — Подниматься? Подниматься на Тенерифский пик? К чему это, дорогой капитан, после Гумбольдта и Бонплана? Гениальный Гумбольдт поднялся на эту гору и описал ее так, что уж ничего не прибавишь. Он тогда же установил ее пять поясов: пояс виноградников, пояс лавров, пояс сосен, пояс альпийских вересков и, наконец, пояс, где совершенно отсутствует растительность. Гумбольдт добрался до самой высшей точки Тенерифского пика — там негде было даже сесть. Перед его глазами расстилалось пространство, равное четвертой части Испании. Затем он спустился до самого дна кратера этого потухшего вулкана. Спрашивается: что остается мне делать на этой горе после такого великого человека? — Действительно, после него вам новых сведений не раздобыть, — согласился Джон Манглс. — А жаль, так как вам будет ужасно скучно в Тенерифском порту в ожидании прихода судна. На какие-либо развлечения надежд там мало. — Понятно, тут можно рассчитывать только на самого себя, — смеясь, заметил Паганель. — Но скажите, дорогой Мангле, разве нет на островах Зеленого Мыса крупных портов? — Конечно, есть. И для вас, например, было бы очень легко сесть в Вилла-Прайя на пароход, идущий в Европу. — Не говоря уж об одном немалом преимуществе, — заметил Паганель — ведь острова Зеленого Мыса недалеко от Сенегала, где я найду земляков. Конечно, мне прекрасно известно, что эту группу островов считают малоинтересной, пустынной, да и климат там нездоровый. Но для глаз географа все любопытно: уметь видеть — это наука. Есть люди, которые не умеют видеть и путешествуют так же «умно», как какие-нибудь ракообразные. Но поверьте, я не из их школы. — Как вам будет угодно, господин Паганель, — ответил Джон Манглс. — Я же уверен, что ваше пребывания на островах Зеленого Мыса обогатит географическую науку. А мы как раз должны туда зайти, чтобы запастись углем, и ваша высадка там нас нисколько не задержит. Сказав это, капитан взял курс к западным берегам Канарских островов. Знаменитый Тенерифский пик остался за кормой. Продолжая идти таким же быстрым ходом, «Дункан» пересек 2 сентября, в пять часов утра тропик Рака. Погода стала меняться. Воздух сделался тяжелым и влажным, как всегда в период дождей. Время это испанцы зовут «временем луж». Оно очень тягостно для путешественников, но полезно для жителей африканских островов, страдающих от недостатка растительности, а значит, и от недостатка влаги. Бурное море не позволяло пассажирам яхты оставаться на палубе, но разговоры в кают-компании не стали от этого менее оживленными. 3 сентября Паганель, готовясь высадиться на берег принялся укладывать свои вещи. «Дункан» уже лавировал между островами Зеленого Мыса. Он прошел мимо острова Соль, бесплодного и унылого, как песчаная могила, прошел вдоль обширных коралловых рифов, а затем, оставив в стороне остров св. Якова, перерезанный с севера на юг цепью базальтовых гор, вошел в бухту Вилла-Прайя и стал на якорь у самого города. Погода была ужасная, и бушевал прибой, несмотря на то, что бухта была защищена от морских ветров. Дождь лил как из ведра, и сквозь его потоки едва можно было разглядеть город. Расположен он был среди равнины, на горной террасе, упирающейся в отроги мощных скал вулканического происхождения, вышиной в триста футов. Вид острова сквозь частую завесу дождя был удручающе унылый. Элен Гленарван не удалось осуществить свое намерение побывать в городе. Погрузка угля протекала с большими затруднениями. В то время как море и небо в каком-то смятении смешивали свои воды, нашим пассажирам не оставалось ничего другого, как сидеть в кают-компании. Естественно, злободневной темой разговоров на яхте была погода. Каждый сказал что-нибудь по этому поводу. Один майор не проронил ни слова; он, кажется, с полным равнодушием присутствовал бы и при всемирном потопе. Паганель ходил взад и вперед, покачивая головой. — Как будто это делается нарочно! — повторял он. — Да, стихии против вас, — отозвался Гленарван. — А я все-таки восторжествую над ними. — Не можете же вы покинуть яхту в такую погоду, — сказала Элен. — Я лично, сударыня, прекрасно мог бы и опасаюсь только за свой багаж и инструменты: ведь все пропадет. — Опасен только момент высадки, — заметил Гленарван, — а как только вы попадете в Вилла-Прайя, вы там устроитесь не так уж плохо. Правда, относительно чистоты можно пожелать большего: придется жить с обезьянами и свиньями, а соседство с ними далеко не всегда приятно. Но путешественник не должен обращать внимания на такие мелкие неудобства. К тому же надо надеяться, что месяцев через семь-восемь вам удастся сесть на судно, идущее в Европу. — Через семь-восемь месяцев! — воскликнул Паганель. — Да, и это самое меньшее: ведь в период дождей суда не очень-то часто заходят на острова Зеленого Мыса. Но вы сможете с пользой употребить свое время. Этот архипелаг еще мало известен. Здесь есть над чем поработать и в области топографии местности, и климатологии, и этнографии, и гипсометрии 3. — Вы сможете заняться обследованием рек, — заметила Элен. — Таковых там не имеется, — ответил Паганель. — Ну, займитесь речками. — Их также нет. — Тогда какими-нибудь потоками, ручьями… — И их не существует. — В таком случае, вам придется обратить свое внимание на леса, — промолвил майор. — Для лесов необходимы деревья, а они здесь отсуствуют. — Приятный край, нечего сказать! — отозвался майор. — Утешьтесь, дорогой Паганель, — сказал Гленарван: — ведь вам все же остаются горы. — О сэр! Горы эти и невысоки и неинтересны. Да к тому же они уже изучены. — Изучены? — удивился Гленарван. — Да. Как всегда, мне не везет. Там, на Канарских островах, все было уже сделано Гумбольдтом, а здесь меня опередил один геолог, господин Шарль Сен-Клер-Девиль. — Неужели? — Увы, это так! — жалобно ответил Паганель. — Этот ученый был на борту французского корвета «Решительный», когда тот стоял у островов Зеленого Мыса. И вот Сен-Клер воспользовался своим пребыванием здесь, чтобы подняться на самую интересную из вершин архипелага, а именно — на вулкан острова Фого. Скажи те же на милость, что мне остается делать после него? — Это действительно прискорбно, — промолвил Элен. — Что же вы, господин Паганель, думаете предпринять? Паганель несколько минут пребывал в молчании. — Право, вам надо было высадиться на Мадейре, хоть там и нет больше вина, — заметил Гленарван. Ученый секретарь Парижского географического общества по-прежнему молчал. — Я бы подождал еще, — заявил майор совершенно тем же тоном, каким он мог сказать: «Я не стал бы ждать». — Дорогой Гленарван, — прервал наконец молчание Паганель, — где вы думаете сделать следующую остановку? — О, не раньше чем в Консепсионе. — Черт возьми! Это меня чрезвычайно отдаляет о Индии! — Да нет же: как только вы обогнете мыс Горн, вы начнете к ней приближаться… — Это-то я знаю. — К тому же, — продолжал Гленарван самым серьезным тоном, — не все ли равно, попадете ли вы в Ост- или Вест-Индию? — А знаете, сэр, — воскликнул Паганель, — ведь этот довод никогда не пришел бы мне в голову! — А что касается золотой медали, дорогой Паганель, — продолжал Гленарван, — то ее можно заслужить в любой стране. Всюду можно работать, производить изыскания, делать открытия: и в горных цепях Кордильер и в горах Тибета. — Но как же быть с моим исследованием реки Яру-Дзангбо-Чу? — Ну что ж, вы ее замените Рио-Колорадо. Ведь эта большая река очень мало известна. Географы заставляют ее протекать по карте довольно-таки произвольным путем. — Я это знаю, дорогой. Встречаются ошибки в несколько градусов. Я нисколько не сомневаюсь в том, что обратись я к Географическому обществу с просьбой послать меня в Патагонию, оно так же охотно командировало бы меня туда, как и в Индию. Но эта мысль не пришла мне в голову. — По вашей обычной рассеянности… — А не отправиться ли вам вместе с нами, господин Паганель? — спросила ученого Элен самым любезным тоном. — Сударыня, а мое поручение?.. — Предупреждаю вас, что мы пройдем Магеллановым проливом, — объявил Гленарван. — Сэр, вы искуситель! — Добавляю, что мы побываем в порте Голода. — Порт Голода! — воскликнул атакованный со всех сторон француз. — Да ведь это же порт, знаменитый в географических летописях! — Примите еще то во внимание, господин Паганель, — продолжала Элен, — что ваше участие в этой экспедиции поставит имя Франции рядом с именем Шотландии. — Да, конечно! — Географ может принести пользу нашей экспедиции, а что может быть прекраснее, чем поставить науку на службу человечеству! — Вот это хорошо сказано! — Поверьте мне: повинуйтесь, как это сделали мы, воле случая. Случай послал нам этот документ, и мы двинулись в путь. Случай же привел вас на борт «Дункана», ну и не покидайте его. — Сказать вам, друзья мои, что я думаю? — промолвил Паганель. — Так вот: вам очень хочется, чтобы я остался. — И вам самому, Паганель, смертельно хочется остаться, — заявил Гленарван. — Верно! — воскликнул ученый-географ. — Но я боялся быть навязчивым. Пипа равна 50 гектолитрам.(Примеч. автора.) Бушприт — мачта, выставленная вперед с носа корабля. Гипсометрия — измерение высоты местности.
© Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.